Идиш

Еврейская история Литвы: ЛОМИР АЛЭ ИНЭЙНЭМ…

Еврейская история Литвы: ЛОМИР АЛЭ ИНЭЙНЭМ…

Пинхос Фридберг, Вилнэ: Ломир алэ инэйнэм…

Я — физик и никогда не взялся бы за написание творческой биографии поэта и переводчика. Это удел профессиональных литераторов. Моя цель — вывести на просторы интернета собранные факты и документы, необходимые для ее написания.

Пинхос Фридберг, Вилнэ

ЛОМИР АЛЭ ИНЭЙНЭМ…

(материалы к биографии забытого еврейского поэта-литвака)

Вместо предисловия

Пинхос ФридбергВ интернет-журнале «Мы Здесь» (МЗ) мною были опубликованы несколько десятков статей по еврейской тематике. Среди них особое место занимает цикл из семи статей (три в соавторстве с Полиной Пайлис) о трагической судьбе еврейского поэта и переводчика Льва (Лейбы) Стоцкого. Первая статья увидела свет в декабре 2015-го, последняя — в мае 2017-го года.

Вскоре после смерти Леонида Школьника (2019, июнь) — основателя МЗ (2005, март) и его бессменного редактора — журнал прекратил свое существование, все статьи (а их — тысячи!) были перемещены в архив

http://s537668583.onlinehome.us/index.php?go=Pages&in=archive

с присвоением им новых адресов.

Спустя несколько месяцев архив стал недоступен.

Обновленные редакции некоторых из своих статей я хотел бы вернуть читателям.

Благодарю д-ра Евгения Берковича за предоставленную возможность.

* * *

Письмо из Ерушалаима в Ерушалаим де-Лита

Рэб (да, да, именно, рэб, а не «тов.» или «г-н») Леонид Школьник пишет мне редко, всегда кратко и никогда ни о чем не просит. Это письмо — исключение.

С согласия автора предаю его огласке:

26-е августа 2015 г., среда,18:35.

К Вам — очень важный и серьезный вопрос.

Был такой еврейский переводчик — Лейб Стоцкий. Родился в Вильне в 1902, там же и умер в 65-м.

Перевел (говорят, изумительно) «Евгения Онегина» на идиш. Эта рукопись через его друзей оказалась сначала в США, потом в Израиле. А из Израиля ее переправили снова в США — Хаиму Бейдеру, у которого она «благополучно» пропала.

Таким образом, труд и жизнь этого человека — Лейба Стоцкого — ушли в небытие.

Остались только несколько строк о нем в одном из нью-йоркских «Лексиконов» о еврейских писателях — и всё.

Мы обязаны исправить несправедливость, восстановить по крохам жизнь и судьбу этого талантливого литвака.

По некоторым данным известно, что он был депортирован Советами в Сибирь как «буржуй», но оттуда после войны вернулся в Вильнюс. Никаких фото Стоцкого, никаких подробностей о его творчестве нет.

Где работал, что писал, где печатался и печатался ли вообще? — никто не знает.

Никаких данных о семье или детях тоже нет.

Давайте попытаемся вместе сделать доброе дело — вернуть человеку имя.

Л.Ш.

Я — физик и никогда не взялся бы за написание творческой биографии поэта и переводчика. Это удел профессиональных литераторов. Моя цель — вывести на просторы интернета собранные факты и документы, необходимые для ее написания.

Начну с приятного — выражения особой признательности:

— д-ру Генриху Аграновскому, историку;

— Ирине Гузенберг, сотруднице Государственного еврейского музея им. Виленского Гаона;

— Руте Каплинской, бывшей сотруднице Государственного еврейского музея им. Виленского Гаона;

— д-ру Ларе Лемперт, старшему библиографу коллекции еврейской книги Литовской национальной библиотеки (ЛНБ) им. М. Мажвидаса;

— Полине Пайлис, библиотекарю ЛНБ им. М. Мажвидаса.

Благодаря их бескорыстной помощи (идиш: а мицвэ) в истории еврейской литературы сможет появиться страница с именем поэта и переводчика Лейбы (Льва) Стоцкого.

Возьму грех на душу, нарушу тайну мицвы — подробно опишу «взнос» моих добровольных помощников.

Хронология поиска, факты и документы

26-е августа 2015 г., среда, 21:30.

Позвонил другу семьи Руте Каплинской — виленчанке, дочери прославленных еврейских партизан — командира отряда «За победу» Шмуэля Каплинского и его жены Хиены (Хэнке — так с довоенных времен звала ее моя мама) Боровской и д-ру Генриху Аграновскому — историку, бывшему химику-гальванику, с которым когда-то вместе работал «в ящике». Рассказал о письме Л.Ш.

Реакция Руты (еще с советских времен утверждает, что ее любимые источники информации троллейбус и базар): «Завтра в 9 утра съезжу на базар. Надеюсь, что-нибудь разузнаю. Потом схожу и посмотрю списки спецархива. Если Стоцкий действительно был репрессирован, отсниму копию его дела. Обязательно свяжись с Ирой (Ирина Гузенберг — прим. авт.). Она наверняка согласится помочь».

Генрих: «Осенью 1992-го или весной 1997-го, точно не помню, в израильском журнале «Камертон» была статья о Стоцком и мой на нее отклик. В ней утверждалось, что Стоцкий погиб. Но это не так. В нашей с Ирой книге («Вильнюс: По следам Литовского Иерусалима», Вильнюс, 2011, прим. авт.) Стоцкий упоминается несколько раз. В самое ближайшее время пришлю о нем все, что у меня есть».

27-е августа, четверг, 9:35.

Разыскал номер телефона смотрителя еврейского кладбища по ул. Судярвес. Позвонил, представился, рассказал о письме и попросил помочь разыскать могилу Лейбы Стоцкого. В ответ услышал пять слов: «Пойду поищу. Перезвоните через полчаса». Через полчаса меня ждал первый успех: «Могилу нашел. На памятнике есть фотография. Приезжайте». Имя и фамилия смотрителя — Евгений Стукалин.

11:35. Приехал на кладбище, Евгений отвел меня к могиле. ОН! Поэт Л.К. Стоцкий! (на идиш указано полное имя — Лейб). Умер в 1967-ом, а не в 1965-ом, как утверждается в некоторых источниках. Камерой мобильника сделал фотографию

Памятник добротный, даже очень добротный, но давно не присматривается, покосился, могила заросла травой. Бросилось в глаза отсутствие привычных слов «От жены и детей».

Вернулся домой, написал заметку «Давайте вместе сделаем доброе дело — вернем человеку имя».

28 августа, пятница, 11:12.

Отправил ее Александру Шахову — главному редактору сайта крупнейшей русскоязычной газеты Литвы «Обзор». Спустя 5 (пять!) минут заметка увидела свет.

Послал ссылку друзьям и знакомым. Жду реакции. Ломаю голову, что делать дальше.

12:05. Звонит Рута: «Записывай!

Номер паспорта XIV ТЭ №714967, выдан Сталинским райотделом милиции в 1957 году.

Жил по адресу ул. Тоторю 20 кв.16.

Акт о смерти выписан Вильнюсским ЗАГСом, причина смерти — рак желудка.

Имя-отчество в свидетельстве — Лев Калманович.

Обрати внимание: в графе «Фамилия, подпись и адрес заявителя, подтверждающего подлинность внесенных в акт данных и получение «Свидетельства о смерти», имеется запись: Тарашкевич С.В., Парко 8-24 (Парко — улица в Ново-Вильне, удаленном районе Вильнюса, прим. авт).

Проверила. В списках репрессированных Стоцкого нет».

Первым делом решил разыскать и «допросить» кого-нибудь из бывших соседей Стоцкого. Поиск закончился, не успев начаться: в начале 90-х все квартиры полуразвалившегося дома были выкуплены (самый центр города!), а жильцы расселены. Документы об адресах их расселения для меня, как частного лица, оказались недоступными. И тогда я решил сконцентрироваться на поисках Тарашкевича. Подумал: раз ему отдали свидетельство о смерти, значит он не чужой человек, а как минимум — хороший знакомый. Съездил в Ново-Вильню. Глухо: за полвека жильцы менялись несколько раз. Поиск Тарашкевича пришлось отложить.

Информация Руты об отсутствии фамилии Стоцкого в списках репрессированных позволяет раз и навсегда опровергнуть кочующие из одного источника в другой «достоверные» сведения о его депортации в Сибирь. А дабы у читателя не возникало сомнения в ее надежности, сообщаю: во время состоявшегося 3-го сентября телефонного разговора эту информацию мне официально подтвердила г-жа Тересе Бируте Бураускайте — генеральный директор Центра исследования геноцида и резистенции жителей Литвы. 4-го сентября это было сделано и в письменной форме.

Письмо-загадка

13:42. Из ЛНБ имени М. Мажвидаса (куда я не обращался!) пришло письмо-загадка: фотография без единого слова текста. Скачиваю ее

и вглядываюсь в лица. Нит цум глейбн! (невозможно поверить!): в ее центре стоят два классика — поэт Моше Кульбак[*] и поэт и писатель Перец Маркиш! Надписи над и под фотографией: «Союз виленских еврейских литераторов и журналистов» и «Справа налево: в первом ряду (сидят) Б. Махтей, Л. Стоцки, Б. Кит; во втором ряду (сидят) Ц.Н. Голомб, А.И. Гродзенски, Д. Капланович, Моше Шалит (секретарь), Ш.Л. Цитрон, И.И. Тривуш, д-р А. Виршубски; в третьем ряду (стоят) Ш. Бастомски, Г. Абрамович, Ш. Дрейер (секретарь), М. Кульбак, П. Маркиш (находился в Вилнэ в гостях), А.И. Гольдшмидт, Х. Левин, М.Б. Шнейдер, Н. Костелянски; в последнем ряду (стоят) П. Кон, д-р И. Регенсбург, М. Карпинович, М. Нодел». Наш Стоцкий сидит на ковре в позе Будды. Здесь ему всего 22.

Эта фотография была опубликована в иллюстрированном альманахе «Еврейское Вилнэ в слове и фотографиях», издатель Мориц Гросман, 1925

Спустя полтора месяца при повторном просмотре этой книги была обнаружена еще одна интересная фотография

Ее заголовок — «Вилнэр идише прессе», в следующей строке — «Члены редакций ежедневных виленских газет «Тог» (День), «Цайт» (Время) и «Овнт-курьер» (Вечерний курьер). Подпись под портретом, находящимся в верхнем ряду справа, — «Л. Стоцкий (Лейб Корнблимл), Цайт». Корнблимл — так на идиш называется цветок василек (корн — зерно, блимл — цветочек) — один из двух псевдонимов Стоцкого (см. ниже).

Поиск отправителя письма-загадки

Стал выяснять, кто же такая Полина Пайлис и почему интересующая меня фотография была послана также и ей. Поиск, естественно, начал с Гугла. На сайте Агентства еврейских новостей aen.ru (сайт закрыт, домен продаётся) обнаружил статью десятилетней давности «Отметили 90-летие Авраама Суцкевера», а в ней слова: «бывшая актриса Еврейского народного театра Полина Пайлис читала стихи юбиляра на идише». Неплохое начало! Продолжаю поиск. Звоню в информационный отдел ЛНБ, представляюсь и прошу пригласить к телефону г-жу Полину Пайлис. В ответ слышу: «Пригласить не можем. Оставьте номер телефона, она Вам перезвонит». Перезвонила. Поговорили и обменялись адресами электронной почты. Оказалось, что ларчик с фотографией открывается довольно просто: один из знакомых Полины прислал ей ссылку на мою заметку в «Обзоре». Она взяла имеющийся там адрес моей электронной почты и со служебного адреса ЛНБ отправила фотографию. А дабы было известно, кто это сделал, послала также копию и себе.

Но главное: Полина оказалась фанаткой идишкайта «мит ан эмэсэ идишэ нешомэ» (с настоящей еврейской душой). В поисках публикаций Стоцкого, который, согласно энциклопедии Залмана Рейзена «Лексикон фун дэр идишэр литератур, прэсэ ун филологие», печатался еще и под псевдонимами Лейб С-ки и Лейб Корнблимл, и информации о нем она методично «прочесала» (эйдл: просмотрела) фотокопии еврейских газет и журналов, выходивших в Вилнэ с 1919-го по 1939-й год, изданный в 1958 году библиографический указатель «Статьи журналов и газет Литовской ССР, 1940–1941», а также ежемесячные «Летописи журнальных и газетных статей» с 1945-го по 1967-ой год. Хотелось бы, чтобы читатель хорошо понял, какую работу проделала Полина. «Прочесала» означает, что она открыла и внимательно просмотрела каждый номер (!) газеты и журнала, ибо другого метода поиска нет. Поражает и количество этих еврейских газет [«Унзэр фрайнт» (Наш друг), «Фолксблат» (Народная газета), «Ди Цайт (до 1926-го года), с 1926-го по 1939-й — «Цайт» (Время), «Ди идишэ штимэ» (Еврейский голос), «Вилнэр радио» (Виленское радио)] и журналов [«Грининке бэймалах» (Зелененькие деревца), «Вэгн» (Дороги), «Штралн» (Лучи)]».

На протяжении нескольких недель Полина чуть ли не ежедневно присылала мне письма со вновь обнаруженными публикациями. Результаты этого поиска впечатляют:

1919–1939 гг. — полностью идентифицированы 257 публикаций на идиш (Лейб С-ки — 49, Лейб Корнблимл — 14, Л. Стоцки — 27, Л. С-ки — 146, Лейб Стоцки — 10, Л. К-л — 11). Они показывают, что Полине удалось обнаружить ряд ранее неизвестных псевдонимов поэта. Не удалось полностью идентифицировать 83 публикации (Л.— 1, С. — 23, С-ки -25, Л.К. — 8, Л.С. — 26), хотя по ряду косвенных признаков, в первую очередь по тематике, они принадлежат перу Стоцкого.

1940–1941 гг. — 60 публикаций на идиш за подписью Л. Стоцки. Из них 3 — собственные стихотворения и 57 — переводы, в основном, текстов советских песен.

1952–1966 гг. — 86 переводов на польский за подписью Л. Стоцкий.

В этой статье я не касаюсь публикаций на идиш. Подробная информация о них будет дана в совместной с Полиной статье «Возвращение забытого поэта» (подзаголовок первой части — «Стихи на идиш 1919–1940», второй — «Переводы на идиш 1927–1941»).

Переводы на польский, 1952–1966

Главное: послевоенных публикаций Стоцкого на идиш найти не удалось. Это меня удивило, поскольку до ноября1948 года существовало издательство «Дэр эмэс» (Правда), выпускавшее литературу на идиш, а в 1961-ом году начал выходить журнал «Советиш геймланд».

Первые две послевоенные публикации Стоцкого датируются 1952-м годом. Это переводы с русского на польский двух политических книг («Советская Армия…» и «Оборона Родины…»), опубликованных в республиканском издательстве политической и научной литературы

Чем он занимался до 1952 года выяснить не удалось. Вполне возможно, в это время он не жил в Литве. Версия того, что с момента окончания войны до 1952 года он «мотал» срок, мало правдоподобна, в таком случае его вряд ли допустили бы к переводу политических книг.

Полина обнаружила выполненные Стоцким десятки переводов стихов и статей на польский язык. Публиковались они, в основном, в республиканской газете «Czerwony Sztandar» (Красное знамя), а также в различных районных газетах и журналах, издававшихся в местах компактного проживания польского населения. Судя по авторам, которых он переводил, и количеству этих переводов, он был одним из самых востребованных переводчиков поэзии (в основном, с русского языка) на польский язык.

Попытки установить места работы Стоцкого

Попытка получить (неофициально) из архива Министерства соцобеспечения копию трудовой книжки Стоцкого успехом не увенчалась. На мою просьбу хорошо знакомый высокопоставленный чиновник ответил: «По закону такая информация не может предоставляться третьим лицам». Но на следующий день он вдруг позвонил и сказал: «Не трать попусту время, из-за срока давности личное дело Стоцкого уничтожено». Выдал ли он этим государственную тайну — судить не берусь. Но спать он может спокойно: я его не выдам.

Вернулся к последней надежде — поиску Тарашкевича. Я предположил, что Стоцкий работал литсотрудником газеты «Czerwony Sztandar». В пользу такого предположения говорило количество публикаций. Написал обращение «Prosba o pomoc» к читателям сайта kurierwilenski.lt (правопреемник газеты «Czerwony Sztandar») и послал его редактору Роберту Мицкевичу. 11 сентября оно было опубликовано. Позволю себе процитировать перевод первых трех строк: «Дорогие читатели Виленского Курьера. К вам обращается старый польский еврей. Родился в Вильне в 1938 году. Говорю, читаю и пишу по-польски…». Благодаря этой публикации после полутора десятков последовательных телефонных звонков (помните детскую сказку «Репка»?) мне удалось выйти на вторую жену Тарашкевича и его дочь от первого брака (сам он умер четыре года назад). Оказалось, что Тарашкевич был… секретарем партийной организации редакции газеты «Czerwony Sztandar». Так что у моего предположения существует весьма высокая вероятность оказаться правдой.

Архивные находки Ирины Гузенберг

28-го августа, пятница

13:30. Воспользовался советом Руты и позвонил Ирине. Спросил, слышала ли она о Стоцком. «Вы о том, который перевел Евгения Онегина?» ответила она вопросом на вопрос и добавила «Я сейчас работаю в архиве и не могу разговаривать. Позвоню вечером».

19:21. Письмо Ирины. В приложении — фотография статьи Владимира Ханана «Евгений Онегин» на идише… жив?» (Еврейский камертон, Израиль, 24.10.2002). Когда-то ксерокопию этой статьи ей принес Генрих, соавтор упомянутой выше книги «Вильнюс: По следам Литовского Иерусалима». Поскольку статью Ханана нельзя рассматривать как архивный документ, я поместил ее в раздел, посвященный поиску перевода «Евгения Онегина».

6-го сентября, воскресенье, 11:14

Письмо Ирины. В приложении — фотографии двух важных документов из LCVA, Литовского Центрального Государственного Архива (на литовском языке):

1) личная карточка Льва Стоцкого (LCVA, f. R-643, ap. 6, b. 125545, l. 1,1a.p.).

Отец — Калман, мать — Фейга. Указан номер паспорта, гражданство — литовское, семейное положение — женат, род занятий — ремесленник (какая прелесть! — прим. авт.), составлена 1940.07.22

Приписка карандашом от 12 августа 1941 года — «выехал, куда — неизвестно». Во время войны такие приписки делались, обычно, со слов соседей во время полицейских проверок или облав.

2) личная карточка жены Стоцкого Гене (LCVA, f. R-643, ap. 6, b. 125542, l. 1,1a.p.).

Отец — Давид, мать — Гита, девичья фамилия — Апатова, указан номер паспорта, гражданство — литовское, семейное положение — замужем, род занятий — домохозяйка, составлена 1940.07.19

Приписка карандашом от 18 ноября 1941 г. — гетто. К этой карточке мы еще вернемся.

9 сентября, среда, 19:58

Еще одно письмо Ирины. В приложении — фотографии нескольких архивных документов. Наиболее ценный из них — «Учетная карточка эвакуированного из Литовской ССР» (LCVA, f. R-754, ap. 10, b. 84, l. 32, 32a.p.), составленная 30 сентября 1942 года

Из нее следуют два важных факта:

— Лейбе, в отличие от жены, удалось эвакуироваться;

— он воевал в составе 16-ой Литовской стрелковой дивизии (почти половину ее личного состава составляли литовские и польские евреи, так что даже команды часто отдавались на идиш).

Другой документ — копии страниц довоенной домовой книги (LCVA, f. 64, ap. 6, b. 1139, l. 30a.p.-31 и LCVA, f. 64, ap. 6, b. 1139, l. 94a.p.-95) дома №20 по ул. Tatarska (теперь Totoriu)

Стоцкий с женой проживали в нем с 1932 года: до 1937 года — в кв. №30 (вместе с матерью и младшим братом Исааком, 1916 года рождения), позднее — в кв. №26 (вместе с матерью и двумя братьями своей жены). До 1932 года супруги Стоцкие проживали в доме №5 по ул. Jagiellonska (теперь Jogailos).

В этом месте я прерву рассказ об архивных находках Ирины и процитирую текст обнаруженного Полиной в газете «Цайт» за 2-е июля 1929 года объявления о смерти отца Лейбы: «1 июля в возрасте 59 лет скончался Аарон-Калмэн Стоцки. Об этом с прискорбием сообщают жена, сыновья, дочь, братья и сёстры». Из последней фразы следует, что у Стоцкого была сестра (по всей видимости, замужняя), которая с ними не проживала. Вопрос о существовании братьев (кроме Исаака) остался без ответа.

30-е сентября, среда, 15:36

Новое письмо Ирины. В приложении — копии двух страниц — 40-ой с заголовком документа (ГАРФ, ф. 8114, оп. 1, д. 973, л. 40) и 64-ой (ГАРФ, ф. 8114, оп. 1, д. 973, л. 64) — с фамилией Елены Стоцкой

Первый список евреев, живущих в настоящее время в Вильне» был составлен в 1944 году и хранится в Государственном Архиве Российской Федерации. Запись в нем означает, что жене Стоцкого удалось избежать участи большинства узников Виленского гетто.

О жене Стоцкого

Стоцкий женился на Гене (Елене) Апатовой в 1930-м году. Об этом свидетельствуют пять поздравлений с бракосочетанием, которые Полине удалось найти в газете «Цайт» за 5 сентября 1930-го года.

Ирина предполагает, что Гене-Елена происходила из известной семьи Апатовых. Ниже информация об Апатовых из совместной с Аграновским книги Ирины.

В статье Владимира Ханана, копия которой помещена ниже, упоминается его кузина Белла Аксельрод (США). Поскольку, по словам автора, она называла Стоцкого «дядя Лева», я предпринял попытку связаться с ней. По моей просьбе Леонид Школьник нашел номер ее телефона. В состоявшем 11 октября разговоре она сообщила мне, что Стоцкий «жил один, без жены». На следующий день я обратился к смотрителю еврейского кладбища Евгению Стукалину с просьбой проверить, нет ли случайно в списках захороненных Стоцкой (Апатовой) Гене (Елены). «Нет» — ответил он и добавил, что «существует порядка 150-ти неопознанных могил».

Одна из правдоподобных версий: не имея никаких сведений о судьбе мужа, она могла выехать в Польшу, а оттуда дальше. Хорошо помню, как во второй половине 1945 года такой возможностью воспользовалась масса поляков и бывших польских евреев. Их отъезду власти препятствий не чинили.

Обнаруженные документы позволяют ответить еще на один вопрос — были ли у Стоцкого дети? Ответ: не было. Такой ответ базируется на отсутствии соответствующих записей в домовой книге (последняя запись — сентябрь 1939 года), в перечне членов семьи Стоцкого («Учетная карточка эвакуированного из Литовской ССР», сентябрь,1942) и в списке евреев, проживавших в Вильне в 1944 году.

Письмо Лары Лемперт

28 августа, пятница, 20:27.

В приложении — копия обложки журнала «Вилнэр алманах»

и статья Л. Стоцкого «Синдикат идишистких журналистов в Вильно». На каждой странице — фотография Л. Стоцкого.

Надпись над и под второй фотографией: «Правление Синдиката (профсоюза) идишистских журналистов в Вильно» и «Справа налево: Л. Стоцки (секретарь), Н. Костелански, Хаим Левин (председатель), А.И. Гродзенски (доверенное лицо) и А. Алк

Письмо Генриха Аграновского

29 августа, суббота, 15:10.

В приложении — два документа на польском языке, касающиеся Синдиката (профсоюза) еврейских журналистов.

В первом из них (LCVA, f. 53, ap. 23, b. 1813, p.-5), адресованном отделу безопасности воеводы Вильны, сообщается о распределении должностей в Синдикате еврейских журналистов. Перевод пункта 3:

Л. Стоцки — владелец стерео копировальной мастерской в Вильне и одновременно сотрудник газеты «Цайт». Стоцки является членом руководства отдела Виленского школьного управления «Шул Культ». По политическим взглядам — сионист (!), а с точки зрения культуры — идишист (обратите внимание, при заполнении карточки требовалось отразить политические взгляды и культурную принадлежность)

Второй документ информирует старосту Вильны о составе руководства Виленского синдиката (профсоюза) еврейских журналистов, избранного 20 февраля 1931 года на общем собрании его членов. Документ подписали: председатель — д-р Макс Вайнрайх, один из основателей еврейского института ИВО, и секретарь Л. Стоцки

Поиск перевода «Евгения Онегина»

Насколько могу судить, первым и единственным источником информации о том, что такой перевод существовал, является статья Владимира Ханана.

Имеющееся в ней утверждение, что Стоцкий «умер своей смертью в любимом Вильнюсе в 1965-м» верно лишь частично. На самом деле, в 1967-м. Из двух предлагаемых автором мест поиска — «какие-нибудь вильнюсские квартиры» или «тель-авивские и нью-йоркские» — я бы отдал предпочтение вторым. Вероятность найти рукопись у потомков старых виленских евреев в Израиле и Америке ничтожно мала. Но попытка — не пытка. Надо бы опубликовать обращение на английском и иврите.

Кроме этих двух мест поиска осмелюсь назвать еще два — архив еврейского института ИВО (Нью-Йорк) и редакционный архив журнала «Советиш геймланд». Последний, если он сохранился, заслуживает наибольшего внимания.

Аргументирую почему.

Стоцкий наверняка понимал, что лучшего, чем архив ИВО, места для хранения рукописи не существует и вдобавок прекрасно знал Макса Вайнраха, который возглавлял этот институт после войны. В период массового отъезда (1956–1959) «польских» евреев в Польшу «переправка» рукописи (или машинописи) заграницу не представляла никакого риска, и он вполне мог воспользоваться этим каналом. Ранее такая операция могла стоить ему отправки на Колыму или даже жизни.

По моей просьбе Ирина обратилась в библиотеку ИВО и получила официальный ответ, что «у них имеется единственный перевод «Евгения Онегина», выполненный А. Гродзенским и опубликованный в 1923 году в издательстве Клецкина». Об этом она сообщила мне в письме от 12-го сентября. И, тем не менее, архив ИВО не следует сбрасывать со счетов, поскольку не все документы разобраны и оцифрованы.

И, последнее: почему же из всех мест поиска я отдал предпочтение редакционному архиву журнала «Советиш геймланд»? Ответ очевиден: журнал начал выходить в 1961 году (за шесть лет до смерти Стоцкого). Он вполне мог отправить туда рукопись и… получить стандартный ответ:

«Ув. тов. Стоцкий!

Редакция ознакомилась с Вашим материалом. К сожалению, должны Вас огорчить: он не отвечает тем высоким требованиям, которые предъявляются к переводам произведений таких великих поэтов как А.С. Пушкин.

С уважением,
литсотрудник Имярек»

Послесловие

Позволю себе анонсировать заголовки остальных трех статей (последние две в соавторстве с Полиной Пайлис) в обновленной редакции:

«Ломир алэ инэйнэм. Финальный аккорд». В публикации приводятся копии 11-ти уникальных документов, которые я обнаружил в феврале 2016-го года в двух архивах Литвы — LYA («Особом») и LLMA («Литературы и искусства»);

«Возвращение забытого поэта. Лейб Стоцкий. Стихи на идиш 1919–1940)»;

«Возвращение забытого поэта. Лейб Стоцкий. Переводы на идиш 1927–1941)».

Примечание

[*] Моше Кульбак преподавал моей маме литературу в «Вилнэр идиш реал гимназиум».

В архиве YIVO «Jewish Life in Poland» я обнаружил фотографию учителей и выпускников этой гимназии 1930-го года. Моше Кульбак — в 3-ем ряду шестой справа, мама — в 4-ом ряду вторая справа.

Ханука в Клубах Еврейской Общины Литвы

Ханука в Клубах Еврейской Общины Литвы

Ханукальный праздник в Клубах Еврейской общины (литваков) Литвы:

16 декабря, в пятницу, в 20.00, Ханука клуба «Кнафаим» (для детей 13 – 17 лет) в интересном месте! Регистрация: margaris146@gmail.com (Марк) или  Elan.Chackelevic@gmail.com (Элан)

18 декабря, в воскресенье, в 12.00 Ханука в клубе «Илан» (для детей 7 – 12 лет). Регистрация: margaris146@gmail.com (Марк) или  Elan.Chackelevic@gmail.com (Элан)

18 декабря, в воскресенье, в 12.00 Ханука в клубе «Дуби» (для детей 4 – 6 лет). Регистрация: Маргарита +37061800577

18 декабря, в воскресенье, Ханука в клубе любителей идиша «Мамэлошн». Регистрация и информация: +37067881514

21 декабря, в среду, в 11.00 Ханука для родителей и малышей клуба «Дуби Мишпоха» (для малышей до 3 лет). Регистрация: Александра +37067250599

“Идиш снова звучит в Каунасе”

“Идиш снова звучит в Каунасе”

Первый концерт проекта Каунасской еврейской общины “Идиш снова звучит в Каунасе”, “Еврейский соловей из временной столицы Литвы”, посвященный 95-летию со дня рождения знаменитой певицы Нехамы Лифшицайте, завершился обещанием встретиться через пять лет по случаю 100-летия выдающейся исполнительницы песен на идиш.

Сказать, что это был прекрасный концерт, значит ничего не сказать. Это был необыкновенный вечер, в котором было много любви, вдохновения, света, человечности и триумфа жизни, преодолевающего все невзгоды мира. По крайней мере, музыка, которую мы слышали на концерте, наверняка звучит в сердцах многих.

За этот праздник мы благодарны Светлане Кундиш – это был прекрасный подарок любимой ученицы, благодарность и гимн любимой учительнице – и великолепной команде музыкантов: Патрику Фарреллу, Расе Вайчюлите, Дэйнюсу Буйка и юной солистке Рамуне Буйкайте.

Душа Нехамы, хрупкая и нежная, сильная и бесстрашная, воспевающая жизнь, несомненно, была с нами в понедельник вечером в Каунасской филармонии.

Спасибо всем, кто финансировал этот проект: Каунасскому городскому самоуправлению, Департаменту национальных меньшинств при Правительстве Литовской Республики, Фонду доброй воли: без вашей финансовой поддержки мы бы не смогли пригласить таких замечательных музыкантов.

Спасибо Каунасской государственной филармонии за сотрудничество.

Огромное СПАСИБО всем, кто пришел на концерт, всем, кто поддерживает деятельность Каунасской еврейской общины: без вас этот праздник не состоялся бы.

Особую благодарность выражаем прекрасной дочери Нехамы Лифшицайте – Розе Литай, за ее позитив и за все, что она делает для того, чтобы имя и музыкальное наследие ее мамы жило в Литве.

 

Аргентинские журналисты, писавшие на идише

Аргентинские журналисты, писавшие на идише

Хавьер Синай, tabletmag.com

Перевод с английского Нины Усовой, lehaim.ru

B феврале 1898 года в Буэнос‑Айрес прибыли морским путем 4824 мигранта, из них 2919 итальянцев, 1284 испанца, 166 французов, 137 турок, 84 русских, 47 австрийцев, 46 немцев, 42 британца, 35 португальцев, 23 швейцарца, 15 бельгийцев, 13 марокканцев, пятеро американцев, четверо датчан, три шведа и один голландец. В Буэнос‑Айресе каждый второй встречный на улице родился в другой стране, отделенной от Аргентины по меньшей мере одним океаном.

Многие из этих землячеств выпускали газеты для своих; еврейская община тоже выпускала. Об аргентинских первопоселенцах, говорящих на идише, мы хорошо знаем благодаря Пине Кацу, журналисту, который годы спустя, в 1929‑м, издал в Буэнос‑Айресе книгу под называнием «Цу дер гешихте фун дер идишер журналистик ин Аргентине» (с параллельным названием на испанском: Apuntes para la historia del periodismo judío en la Argentina), где рассказал о еврейской прессе в Аргентине в период с 1898 по 1914 год. В тот — последний — год Давид Гольдман отмечал в своей книге «Ди идн ин Аргентине» («Евреи в Аргентине»), что «на аргентинском литературном кладбище масса трупов», имея в виду большое количество газет, приказавших долго жить. Голдман подсчитал, что до 1914 года было основано примерно 40 газет, а в 1951 году журнал «Дер шпигл» назвал тот ранний период «героической эпохой еврейской журналистики» в Аргентине.

Первая полоса премьерного номера газеты «Дер видеркол» за март 1898 года.

 

Пиня Кац рассказал в своей книге об этих неугомонных Дон Кихотах и их газетах, об их статьях, интригах, спорах, в которые им удавалось вовлечь всю общину, об их связях с аргентинским высшим обществом. Однако с годами и фигура самого Каца, и созданные им образы первопроходцев потускнели от времени или же, как в большинстве случаев, оказались полностью забыты. Что неудивительно, ведь они писали и публиковали свои статьи на идише — языке, который обособлял их, отделяя от всех остальных, всех тех, кто этого языка не знал. Правда, теперь у нас есть испанский перевод книги Каца, изданный под названием La caja de letras: Hallazgo y recuperación de “Apuntes para la historia del periodismo judío en la Argentina”, de Pinie Katz («Ящик с письмами: обнаруженные и восстановленные “Заметки для истории еврейской журналистики в Аргентине” Пини Каца»).

И вот восемь портретов ключевых фигур, воссозданных на основе рассказов Каца.

Михл Хакоэн Синай

Он основал первую в Аргентине газету на идише «Дер видеркол» («Эхо»), когда ему было двадцать лет. Издание газеты было рискованным предприятием, вышло всего три номера, но таким образом он заявил о себе как журналист. С тех пор Хакоэн Синай известен как «дер пионер фун дер идишер журналистик ин Аргентине» («пионер идишской журналистики в Аргентине»). Поскольку в то время, когда он задумал издавать газету, в Буэнос‑Айресе идишских наборных шрифтов было не достать, Хакоэн Синай делал отпечатки литографским способом, создавая для каждой страницы отдельную гравюру. Поэтому «Дер видеркол» можно назвать своего рода произведением искусства, непростым в производстве и требующим значительных затрат ручного труда. Первый номер вышел 8 марта 1898 года и имел бешеный успех.

Михл Хакоэн Синай (справа), его жена Лея Рагинская и друзья.

 

Михл вырос в Мойсес‑Виле, еврейской земледельческой колонии, основанной выходцами из России в отдаленной аргентинской провинции, и когда однажды колонисты взбунтовались против администрации, его отец, уважаемый раввин, возглавил мятеж, впрочем, не увенчавшийся успехом. Вдохновленный отцовским примером, он начал издавать газету «Дер видеркол», и в первом же номере на всех четырех полосах обличались случаи несправедливости в Мойсес‑Виле. Он успел выпустить еще два номера, и на этом издание прекратилось. «Я больше не мог продолжать работу над “Дер видеркол”, потому что два месяца проболел», — писал Михл позднее. Чем он был болен, он не уточнил.

В последующие годы Михл работал учителем, журналистом, литератором. Как журналист, он организовал еще несколько публикаций и писал статьи для порядка 50 периодических изданий в Аргентине, США и России. В области художественной литературы он не сильно преуспел, хотя в последние 20 лет жизни он писал воспоминания о первых еврейских общинах в Аргентине.

«Балейдигт а мес», обложка сборника рассказов Михла Хакоэна Синая, издательство «Бихлах фар еден» («Книги для всех») Буэнос‑Айрес, Аргентина. 1920‑е.

Залман Рейзен, известный знаток идишской культуры Восточной Европы, специально приезжал в Аргентину, чтобы встретиться с Михлом. В 1932 году он писал ему в частном письме: «Пусть вы еще молоды, у вас такая насыщенная жизнь, так много важного происходит вокруг вас — зачинателей общины и еврейской культуры в Аргентине, что кому как не вам учить нынешнее поколение: оно ведь так мало об этом знает!»

В последние 14 лет жизни Михл исполнял обязанности хранителя архива (YIVO — Научно‑исследовательского института идиша) в Буэнос‑Айресе. Он умер 8 августа 1958 года.

Мордехай‑Рубен Хакоэн Синай

Мордехай Хакоэн, отец Михла, был раввином и сыном раввина, родился в Заблудове под Белостоком в 1850 году. Трехлетним ребенком он осиротел, воспитывался сначала в семье бедного ультраортодоксального дяди, затем его взял на воспитание другой дядя, который и привез его в белорусский город Гродно. Способный ученик, Мордехай готовился стать раввином и сотрудничал с рядом газет. Он также писал для изданий «А‑Мелиц» и «А‑Цефира», освещавших жизнь сельскохозяйственных колоний в разных частях американского континента.

Мордехай‑Рубен Синай и его жена, Ребекка Скибельская Буэнос‑Айрес. 1914  

На волне еврейского просвещения  Мордехай возглавил в Гродно новое сионистское течение «Хибат Цион». «Ради идеи он не жалел ни времени, ни денег, и был верен своему идеалу до конца дней, — писал его сын. — В 1894 году он уехал из России в Аргентину. Что заставило его эмигрировать? Проблемы в России и желание увидеть, как его дети трудятся на земле ради полноценной жизни». Мордехай был главой и наставником общины — в нее входили 42 семьи, уехавшие из Гродно и поселившиеся в Мойсес‑Виле. Организационно и финансово переезд поддержало Еврейское колонизационное общество (ЕКО) барона М. де Хирша, собиравшегося переселить миллионы российских евреев в сельские районы Южной Америки.

Однако вскоре после переезда в Аргентину, в 1897 году, Мордехай возглавил восстание колонистов: они возмущались притеснениями со стороны администрации и жаловались на то, что не в состоянии погасить земельные недоимки из‑за мора и неурожая. Мордехай и еще два делегата направились за океан, в Парижский центр ЕКО, чтобы непосредственно подать жалобу руководству… но безрезультатно. Местная аргентинская полиция подавила восстание, и Мордехай с семьей перебрался в Буэнос‑Айрес, где его сын задокументировал эти события в «Дер видеркол».

Несмотря на неудачу, Мордехай не терял присутствия духа: в дальнейшем он защищал ЕКО, был одним из первых местных сионистских активистов и писал статьи для газеты своего сына.

Авраам Вермонт

Вермонт был учредителем «Ди фолкс штиме» («Голос народа»), второго периодического издания на идише в Буэнос‑Айресе. Первый номер журнала вышел 11 августа 1898 года, в тот же год, что и газета Хакоэна Синая. Журнал выходил вплоть до 1914 года и охватывал широкий круг тем, от мировых и местных политических новостей до жизни общины и криминальной хроники.

Авраам Вермонт. 1890‑е.  

Пиня Кац называл Вермонта «стихийным журналистом», «журналистом хаоса». По словам Каца, в свое время это была одна из самых противоречивых фигур, чье влияние на становление еврейской журналистики в Аргентине огромно. Шмуэль Роллански из буэнос‑айресского отделения YIVO согласен с такой оценкой: «Он первый издал таблоид в Аргентине».

О Вермонте известно не так много. Он родился в 1868 году на территории, которая ныне относится к Румынии, его отец был резником. По слухам, он учился в приюте для детей из неблагополучных семей, основанном православными священниками, отошел от иудаизма, пока жил в разных городах на Балканах, а затем в Лондоне, и лишь после переезда в Буэнос‑Айрес вернулся к религии предков. Он был крайне неприхотлив, пара чашек кофе в день — и ему достаточно (так утверждает Кац), жил в маленькой темной комнате, где стелил газеты вместо одеял.

Авраам Вермонт. Иллюстрация из журнала Caras y Caretas («Лица и маски»). Буэнос‑Айрес. 1915 

Михл Хакоэн Синай в статье «Абрахам Вермонт. Мемуары об очень интересном человеке», опубликованной в «Дер шпигл», вспоминает, что внешность у него была приметная: щуплый, бледный, мутные больные глаза, впалые щеки, острый нос, пухлые губы. «Перефразируя Вольтера, — писал Хакоэн Синай, — если бы Вермонта не существовало, его следовало бы выдумать».

Хотя Вермонт все свои силы отдавал журналу, его едва ли можно назвать образцом журналиста. Он постоянно участвовал в каких‑то склоках, интригах, сплетничал. «Вермонту ничего не стоило в одном выпуске похвалить кого‑то, а в следующем обругать на чем свет стоит», — пишет Кац. Его, как и других евреев в те времена, подозревали в сводничестве, хотя Кац этим слухам не склонен доверять.

Вермонт умер в 1916 году, оставив после себя неоднозначное, но яркое наследие.

Залман Левин

Левин прожил в Буэнос‑Айресе всего два года, а затем переехал в Бразилию, где стал врачом. Но в те два года он конкурировал с Авраамом Вермонтом, выпуская газету под названием «Дер паук» («Барабан»), первый номер которой вышел в 1899 году. Залман Левин был ее редактором, а Михл Хакоэн Синай иногда писал для нее материалы. «Дер паук» — сатирическое издание, но Левин по большей части высмеивал «Ди фолкс штиме». Левин и впрямь публиковал памфлеты вроде «Вермонт и тмеим», где под словом, означающем нечиcтоту, подразумевалось сводничество, или «Загробный суд над Вермонтом». Благодаря этим памфлетам, пишет Хакоэн Синай, «Вермонта — а он в глазах многих в то время был героем — перестали считать героем».

В 1901‑м, через год после выхода последнего номера «Дер паук», Левин нашел новый способ уязвить Вермонта: он срежиссировал пьесу под названием «Вермонт ойф дер катре» — «Вермонт на катре» («катре» по‑испански «топчан»). Пьесу показывали в гостиной, Левин играл Вермонта. «Так впервые в Буэнос‑Айресе появился идишский театр», — пишет Кац, немалое достижение, ведь идишский театр со временем снискал в этом городе огромную популярность. Михл Хакоэн Синай вспоминает о спектакле: «Левин так ловко подражал Вермонту в одежде и манерах — зрителям трудно было поверить, что перед ними не Вермонт собственной персоной».

Якоб Иоселевич

«Каждая его статья была для нас счастьем, глотком свежего воздуха после дайчмериш  и балканской велеречивости Вермонта», — пишет Пиня Кац. В эпоху становления современной журналистики Иоселевич был богачом, но в молодости, в 1880‑х, он был слесарем, входил в круг социалистической интеллигенции в Варшаве и Одессе, где познакомился с Менделе Мойхер‑Сфоримом и Шолом‑Алейхемом. В Буэнос‑Айресе он занимался изготовлением изделий из никеля, скопив изрядное состояние. «Тогда он отошел от социализма и со всем пылом принялся агитировать за Сион», — пишет Кац.

С 1898 года он издавал газету «Дер идишер фонограф», пропагандируя сионизм на своем блестящем идише, причем газету редактировал сам, чтобы никто не испортил его колонку. Кац пишет: «Иоселевич был очень щепетильный, скромный, тихий и внимательный человек, он очень дорожил своим добрым именем», — всех этих качеств явно не хватало другим журналистам и издателям того времени.

Вдобавок он стал местным сионистским лидером. «С возрастом, — пишет Кац, — по мере того как усиливались его сионистские настроения, седобородый Иоселевич стал куда ближе к новым молодым иммигрантам, создавшим сионистскую организацию левого толка “Тиферет Цион”». В августе 1908 года он учредил газету «Ди идише хофенунг», или «Надежда на Израиль» — так она официально называлась по‑испански.

В пятом, октябрьском, номере Иоселевич начал публиковать с продолжением «Золотопряды» Шолом‑Алейхема, написанные специально для этой газеты. «Рукопись пришла с забавной запиской от Алейхема, — вспоминает Кац. — Записку показали всем в редакции. Даже я, а я фактически не был штатным сотрудником, имел возможность прочесть ее, подержать ее в руках. Помнится, она была на очень тонкой бумаге, вроде сигаретной».

Фабиан Ш. Халеви

Халеви проживал в земледельческой колонии Энтре‑Риос и был школьным учителем при Еврейском колонизационном обществе, когда Соли Борок — самый богатый еврей в Буэнос‑Айресе — предложил ему стать редактором и издателем газеты «Дер идишер фонограф». «Фонограф» вышел из печати в один день с «Ди фолкс штиме» — 11 августа 1898 года, разделив с журналом звание второго по старшинству периодического издания на идише в Аргентине.

Фабиан Ш. Халеви (Ш. — сокращение от Шрайбер, то есть писатель) родился в Плоцке, прилежно изучал Тору. Человек образованный, он был знаком с теориями Александра фон Гумбольдта и статьями Зелика Слонимского . Он писал для изданий «Албанон», «А‑Магид» и «А‑Цефира», владел русским, немецким, французским и испанским, но идиш знал всего лишь более или менее. Шломо Лейбешуц, другой интеллектуал, объяснил, что это не проблема: «Просто пишите по‑немецки еврейскими буквами, и вот вам и жаргон». И это и впрямь срабатывало.

Фабиан Ш. Халеви 

«Дер идишер фонограф» никогда не гонялся за сенсацией, ровно наоборот. Шмуэль Роллански в «Дос идише гедрукте форт ун театер ин Аргентине» отмечает, что «редактор “Дер идишер фонограф”, был человек миролюбивый. Стихотворение в книге или немецкий автор трогали его больше, чем повседневная жизнь, и это было видно по его газете. Он был не из тех, кто распространяется насчет тмеим (нечистых) или жаждет войны с бюрократами из ЕKO. Какое дело набожному иудею до всего этого?»

Титульная полоса и фрагмент страницы из «Дер идишер фонограф» 

У такого человека не бывает ни врагов, ни приключений, и в последние годы жизни Халеви переводил на идиш лирическую драму Жана Расина «Эсфирь» и сочинял роман «Дер фариоренер» («Последний»). Халеви умер в Буэнос‑Айресе в 1932 году.

Якоб‑Шимон Ляховицкий

«Он был самым плодовитым издателем периодики на идише и первопроходцем еврейской прессы на испанском языке», — писал о Ляховицком историк Болеслао Левин. А Шмуэль Роллански сказал так: «Ляховицкий был первым, в чьей работе чувствуется сила и индивидуальность. Его произведения были до того уникальными, что никого не оставляли равнодушным».

Он родился в 1874 году в Пружанах, недалеко от Гродно, и в 1891 году эмигрировал в Аргентину. «С семнадцати лет перо было моим товарищем по работе, — писал он в 1919 году. — Мои статьи находили читателей на иврите, польском, русском, немецком и испанском». В Аргентине он начал с «Дер видеркол» Михла Хакоэна Синая, а затем сам основывал еженедельники и газеты. «Я использовал все буквы еврейского алфавита и все — латинского, писал под шестью псевдонимами. Работал я в аргентинской периодике на испанском, редактировал первые двуязычные испано‑идишские газеты». В 1898–1905 годах он сотрудничал с газетой Теодора Герцля «Ди вельт», посылал туда репортажи о жизни аргентинских евреев. Он также помогал создавать благотворительные организации, библиотеки и школы. Пиня Кац в своей книге «Цу дер гешихте фун дер идишер журналистик ин Аргентине» не без иронии отмечает, что Ляховицкий был человек столь широкой души, что считал себя одновременно анархистом, социалистом, сионистом и другом аргентинской политический элиты.

«Группа сионистов»: Я.‑Ш. Ляховицкий, В. Цейтлин и другие. 1906 

Первая ежедневная газета на идише, которой руководил Ляховицкий, называлась «Дер тог» и выходила с 1 января 1914 года. Среди ее сотрудников был и Пиня Кац, он вспоминает, что вскоре после этого разразился скандал, когда были украдены деньги, предназначавшиеся для голодающих колонистов. «Все деньги, поступавшие в газету от читателей или от рекламы, пропадали, как только попадали в руки Ляховицкого». В ноябре того же года Ляховицкий ушел из «Дер тог» и основал «Ди идише цайтунг» — крупную газету на идише, которая просуществовала несколько десятилетий.

Пиня Кац

Автор впечатляющей, живой и откровенной книги об истории еврейской печати в Аргентине, «Цу дер гешихте фун дер идишер журналистик ин Аргентине» (Apuntes para la historia del periodismo judío en la Argentina), опубликованной на идише в Буэнос‑Айресе в 1929 году, Кац был журналистом, писателем, профсоюзным деятелем, создателем культурных организаций, а также переводчиком (из множества своих переводов на идиш он отмечает «Дон Кихота» Сервантеса и «Факундо» Сармьенто ). По словам Шмуэля Роллански, он был «ребе от литературы» и «последним из первых в еврейской прессе в Аргентине».

Пиня Кац.  

Пиня Кац родился в 1881 году в селе Гросуловка (современное название Великая Михайловка) под Одессой. В 1906 году, после поражения революции 1905 года в России, переехал в Аргентину. В Южной Америке, прежде чем стать журналистом, зарабатывал живописью и занимался просветительской деятельностью среди евреев. Залман Соркин, лидер сионистской организации рабочих «Поалей Цион» , привлек Каца к участию в ее деятельности, и он начал писать для ряда изданий. В 1914 году он стал сотрудничать с крупной газетой «Ди идише цайтунг», но после забастовки ушел из нее вместе с группой других журналистов, и в 1918 году они основали «Ди прессе» — просоветскую газету левого толка, которой он руководил вплоть до 1952 года. «Ди прессе» оставалась главным конкурентом «Ди идише цайтунг» почти полстолетия. Каца‑журналиста отличали, как явствует из некролога, помещенного в El Mundo Israelita , «изящество слога, сдержанность стиля и острота комментариев».

Пиня Кац, третий слева, с коллегами по «Ди идише цайтунг»

 

Кац всегда занимал активную общественную позицию, и в апреле 1941 года он основал аргентинское отделение «Идишер култур‑фарбанд» («Союз еврейской культуры», объединение еврейских культурных учреждений). За четыре года до этого он побывал в Париже на Первом всемирном съезде этого объединения — оно было создано по инициативе еврейской интеллигенции из числа французских коммунистов для отпора фашизму и антисемитизму и ради сохранения еврейской культуры. Кац представлял там 23 аргентинские и пять уругвайских организаций. Будучи коммунистом, однако, он пережил период, когда неприязнь Советского Союза к евреям было трудно не заметить или подыскать ей оправдание.

Пиня Кац, седьмой слева в первом ряду, с сотрудниками «Ди прессе».

 

Кац скончался 7 августа 1959 года, но за несколько лет до этого ему довелось подготовить к изданию собрание своих сочинений в девяти томах — привилегия, которой удостаивается не всякий автор.

Люси Давидович, орлица идиша из Бронкса

Люси Давидович, орлица идиша из Бронкса

Роберт Кинг. Перевод с английского Светланы Силаковой, lechaim.ru

С историком Холокоста Люси Давидович я познакомился в 1982 году. Я был тогда деканом Колледжа свободных искусств Техасского университета и пригласил ее прочесть — что очень почетно — ежегодную Гейловскую лекцию по иудаике (выбирал лекторов я сам). Собственно, впервые, накоротке я встретился с ней еще раньше: в Нью‑Йорке в старом здании YIVO  на Пятой авеню, 1048 (теперь там Neue Galerie ), где Давидович произнесла проникновенную хвалу великому лингвисту‑идишисту Максу Вайнрайху в связи с публикацией труда всей его жизни — «Гешихте фун дер йидишер шпрах» («Истории языка идиш»).

Говорила она живо и по делу, что мне сразу же понравилось, но нам удалось лишь перемолвиться — так сложились обстоятельства. Я, не сходя с места, решил залучить ее в Техас.

Пожалуй, тут я должен откровенно признаться: хоть я христианин, а не еврей, я преподаю идиш на разных уровнях, опубликовал немало статей по истории идиша. Вырос я в Геттисберге в Миссисипи: казалось бы, это не средоточие еврейской культуры, но там, как и во многих городках на юге в те времена, имелась изрядная еврейская община; в старших классах большинство моих друзей были евреи, и у многих из них дедушки и бабушки прибыли с северо‑востока и говорили на идише. Мацу я впервые попробовал на рыбалке с приятелями, на юге Миссисипи. В 1960‑х освоил самоучкой идиш по «Идишу для колледжей» Уриэля Вайнрайха, и мы с женой, чтобы обсудить что‑то тайком от детей, переходили на идиш — наверняка другой такой нееврейской четы на свете не найти.

Люси (я обратился к ней «профессор Давидович», но она замахала руками) прочла нам замечательную лекцию о спорной — точнее, на ее взгляд, ничтожно малой — роли американских левых во время Холокоста; с ее точки зрения, гораздо больше для спасения еврейских жизней сделали седовласые (и консервативные) евреи из истеблишмента.

Именно таким образом Люси Давидович навлекала на себя неприятности, — ее они лишь взбадривали: швыряла этакие историографические «коктейли Молотова» в дотоле тихие и затхлые закоулки, где гнездились вина и двойственность либеральных евреев. Первый шаг в этом направлении она сделала в 1950‑х, оправдав приговор супругам Джулиусу и Этель Розенберг и их смертную казнь: в кругах Давидович такая позиция была настолько радикальной, что я задался вопросом: а остались ли у нее друзья после того, как она опубликовала статьи «Дело Розенбергов: способ “возненавидеть Америку”» в социалистическом «Нью‑Лидере» (1951) и «“Антисемитизм” и дело Розенбергов: новейшая ловушка коммунистической пропаганды» («Комментари», выпуск 14 за июль 1952 года)? Я в меру своих скромных познаний доныне полагаю, что Этель Розенберг не следовало отправлять на электрический стул; вина ее не так велика, как вина мужа, и у них были маленькие дети. Но в готовности Люси занять столь бескомпромиссную и непопулярную позицию было нечто неотразимое.

Люси Давидович в Вильно.

Мы с Люси спелись вмиг. Мы не проговорили и десяти минут, когда она рассказала мне анекдот: по ее словам, она только что услышала его в очереди к кассе в «Забаре»  — рассказала на идише. Итак, в вагоне нью‑йоркского метро сидит афроамериканец в черной шляпе, в очках с толстыми стеклами, с головы до пят в черном, с пейсами, читает идишскую газету «Форвертс». В вагон входит еврей‑хасид, смотрит и глазам своим не верит. Нерешительно поерзав, дает волю любопытству — перегибается через проход и спрашивает: «Ир зайт а ид?» («Вы еврей?») Тот поднимает глаза от «Форвертс» и отвечает горестно: «Дос фелт мир нох» («Только этого мне не хватало»). Когда Люси рассказала этот анекдот, я захохотал в голос. И так мы сдружились.

В 1980‑х я часто ездил в Нью‑Йорк по работе и, если удавалось выкроить время, встречался попеременно то с ней, то с ее соседом, жившим напротив Западной Восемьдесят шестой на Бродвее, Исааком Башевисом‑Зингером. Она говорила, что часто видела нобелевского лауреата на улице, но у нее не хватило духа с ним заговорить. А я, хоть и дружил с обоими, даже под дулом пистолета не попытался бы устроить их встречу. Как говорится, «может, я не очень умный, но не полоумный».

Обычно мои встречи с Люси протекали так. Я приезжал к ней на такси с дюжиной роз и бутылкой самого дорогого шотландского виски, который мог себе позволить. Мы пропускали несколько рюмочек у нее на квартире (кстати, с контролируемой арендной платой ), а потом шли в ее любимый китайский ресторан на Бродвее. В квартире она блюла глат кошер: два набора посуды, два набора кастрюль, духовка, прокаленная паяльной лампой, причем прокаливал ее раввин , — все по полной программе; но вне дома кашрут она не соблюдала. Она всегда заказывала креветки в кисло‑сладком соусе, но свинину в кисло‑сладком соусе — никогда.

И мы разговаривали. Я был увлечен идишской лингвистикой и междоусобными войнами в этой узкой, тесной дисциплине, а она лично знала почти всех тяжеловесов, в том числе Макса Вайнрайха, Уриэля Вайнрайха (сына Макса, блистательного и харизматичного лингвиста из Колумбийского университета, автора «Идиша для колледжей»), Зелига Калмановича и Залмана Рейзена.

Как‑то я рассказал ей, что подумываю написать статью об узкой лингвистической проблеме в идишском правописании — употреблении немого алефа (штумер алефа) в словах, начинающихся с гласных «и» и «у». Стандартные правила орфографии YIVO не признают штумер алеф, но он доныне в ходу в некоторых периодических изданиях, а также нередко в неофициальной переписке. По этому вопросу два великих идишских лингвиста (назовем их Икс и Игрек) ожесточенно спорили, публикуя все 1950‑е годы и вплоть до 1960‑х одну полемическую статью за другой и, возобновляя битву, изобретали новые сокрушительные аргументы.

Люси никогда не интересовали мелкие лингвистические контроверзы, и я сразу это заметил, пока мы поедали: я — говядину по‑хунаньски, она — креветки в кисло‑сладком соусе. Она рассматривала меня (этот ее взгляд я про себя называл «хищный зрак Люси») подозрительно и неодобрительно, когти наготове — вот‑вот спикирует и задаст мне взбучку.

Наконец, она решила, что с нее довольно — наслушалась. И, подняв руку, сказала: «Замолчи. Хватит с меня этих лингвистических штучек, о которых ты толкуешь. Я понимаю, о чем ты ведешь речь, но я тебе вот что скажу: Боб, ты несешь ерунду. Ты попал пальцем в небо. Спорят они вовсе не из‑за лингвистики. А из‑за того, что Икс малорослый, дурно одетый, довольно невзрачный, а Игрек — высокий, одетый с иголочки красавец. Любая девушка переспала бы с ним за милую душу. Ничего лингвистического в их споре не было, одна лишь зависть, и больше ничего».

Вот так вот. Сказала напрямик, без обиняков и положила конец моим планам написать об этой заумной академикерстрейт (профессорской болтовне) в идишской лингвистике. Отсмеявшись, я сказал ей: «Что ж, спасибо, отныне я к этой истории на пушечный выстрел не подойду — все, дудки!» Я был признателен Люси за ее прямоту: она меня отрезвила.

Люси — она была такая: говорила без экивоков, прямодушно, а обычно еще и остроумно. Подозреваю, с мужчинами она ладила лучше, чем с женщинами. Несколько женщин, работавших под ее началом или вместе с ней, говорили мне, что по большей части ее боялись. А я не боялся никогда, хотя она, не чинясь, ставила меня на место, если ей казалось, что я в чем‑то неправ.

В основном мы говорили обо всем еврейском и идишском. Я помогал Люси собирать пожертвования на ее проект перевода шедевров идишской и ивритской литературы на английский. Другая страсть всей моей жизни, Индия, была ей ничуть не интересна, и она никогда не упускала случая меня поддразнить. Во время Второй мировой войны Ганди советовал европейским евреям под властью нацистов пассивно принять мученичество. Так говорил Махатма: «Я не считаю, что Гитлер настолько плохой, каким его изображают. Он проявляет поразительные способности и, по‑видимому, одерживает победы без большого кровопролития». А также: «Евреям следовало бы вызваться лечь под нож мясника. Им следовало бы бросаться в море с обрывов». Поэтому меня особо не удивляло, что Люси никогда не находила ничего хорошего в Ганди, Индии и индийцах.

Люси Давидович, урожденная Шильдкрет, родилась в семье «синих воротничков» — рабочих еврейских иммигрантов из Польши. До самой смерти она говорила с бронксским акцентом. Она была если младенцем не «в красных пеленках», то в «розовых», подростком состояла в Молодежной коммунистической лиге. Вначале ей хотелось изучать литературу, но она сменила поприще в 1930‑х годах — тогда остальному миру стало яснее, чем обернется для евреев приход Гитлера к власти в Германии.

В 1938–1939 годах она провела один год в аспирантуре по стипендии для университетских выпускников в Вильно (Вильнюсе) в Литве , где был основан YIVO. Там она познакомилась с директором YIVO Максом Вайнрайхом и даже некоторое время жила в его семье. Благополучно уехала в Америку всего за несколько недель до того, как вспыхнула война  и айнзацкоммандо  стали входить в Литву и убивать всех евреев, которых удавалось схватить. Этот год, последний год перед разрушением Ерушалайим де‑Лите — Литовского Иерусалима — Люси описала в самой теплой, лиричной и задушевной своей книге «Из тех времен и мест» (1989), великолепно передающей дух жизни и шаткое положение евреев и идиша в этом самом идишском из городов.

После войны она вышла замуж за выжившего в Холокост Шимона Давидовича, лидера бундистов, и, судя по всему, их брак, продлившийся с 1948 года до смерти Шимона в 1979 году, был счастливым; Нэнси Синкофф отчасти описала это в прекрасной биографии «Из левых в правые: Люси С. Давидович, нью‑йоркские интеллектуалы и политическая кухня еврейской истории». А еще Люси решила, что ноги ее больше не будет ни в Германии, ни в Австрии. И решению этому не изменяла.

Ее первая книга называлась «Золотая традиция: еврейская жизнь и мысль в Восточной Европе» (1967). Однако самое большое признание ей принесла — а заодно вызвала самую большую полемику — книга «Война против евреев, 1933–1945» (1975). В ней Давидович утверждала, что Гитлером руководило желание уничтожить мировое еврейство. Он хотел расширить Lebensraum  — кто спорит. Он ненавидел коммунизм, и это верно. Но в первую очередь и прежде всего, утверждала Люси, именно ненависть к евреям вела его вплоть до смерти: когда русские стягивали кольцо вокруг Берлина, он покончил с собой. В его завещании, написанном в бункере за день до смерти, говорится о «международном еврействе и его пособниках». Таков, говорила Люси Давидович, был исступленный Lebensmotiv  Гитлера: «Смерть евреям!»

Другие историки — а у них профессиональная аллергия на недвусмысленные ответы — придирались к ее установкам, обвиняли ее в небрежении историческими фактами, в их неверном толковании, а также в других ошибках. Но Люси стояла на своем, никогда не уступая ни пяди. Она твердо знала то, что знала. Остальные ее книги не вызывали столь бурной полемики, но у них всегда находились критики, в основном из числа левых. Однако все ее труды замечательно выдержали проверку временем: «Хрестоматия Холокоста» (1976), «Холокост и историки» (1981) — суровая критика историков за увертки и лицемерие при изучении Холокоста; сборник статей, в основном из «Комментари», под названием «На равных: евреи в Америке, 1881–1981» (1982).

Одна из ее статей в «Комментари» — «О том, каково быть женщиной в шуле » — очень понравилась мне своей искренностью и сквозящей в ней горячей привязанностью Люси к традиционному иудаизму. Статья появилась в июльском номере «Комментари» за 1968 год, на заре современного феминистского движения, но Люси никогда, в сущности, не была феминисткой. Она ходила в ортодоксальный шул в Куинсе, эту синагогу посещали представители среднего класса, и Люси она подошла как нельзя лучше. «К своему изумлению — ведь я считала себя современной — я нахожу, что мне нравится перегородка», разделяющая мужчин и женщин. И вот еще: «Разумеется, женщины сплетничают в шуле потому, что такова их женская склонность». В подтверждение Люси приводит цитату из Элияу бен Шломо, Виленского Гаона («гаон» значит «гений, выдающийся знаток»): «Из десяти мер разговоров, отпущенных этому миру, женщины взяли себе девять» .

Да, Люси Давидович не была передовой феминисткой. Но богатство исторических подробностей в ее трудах поднимает их высоко над всеми бинарными разделениями на либералов и консерваторов, передовых людей и ретроградов. Не рискну утверждать, что хорошо понимаю причины Холокоста — почему один считающийся цивилизованным, талантливый народ попытался истребить другой цивилизованный, еще более талантливый народ, но, не будь книг Люси Давидович, я вообще бы ничего не понимал. Предметность описания — вот ее вклад в историю: у тебя возникает ощущение, что ты там был — в гетто пытался схватить гнилые картофельные очистки или в Понарском лесу ждал пули в затылок. Получить представление о трудах и личности Люси поможет бесценная книга, изданная посмертно ее другом Нилом Козодоем: «В чем польза еврейской истории? Статьи Люси С. Давидович».

В 1987 году, когда в «железном занавесе» образовались прорехи и он уже готовился пасть, меня пригласили в Польшу в Краковский университет — участвовать в мероприятии в честь движения «Солидарность», пророчившем крах коммунистических режимов за «железным занавесом». Ягеллонский университет — старейший в Польше, второй по старшинству в Центральной Европе и один из старейших университетов мира, доживших до наших времен. Я решил прихватить свое семейство и повез родных на автомобиле: стартовав из Западной Германии, мы проехали по Чехословакии, Польше и Восточной Германии, а затем вернулись в Западную Германию. Машину мы взяли напрокат в Бельгии, в ней поместились я, моя жена Карен, оба наших сына — Кевин и Майкл (в то время одиннадцати и восьми лет) и моя теща Хелен Расселл.

В этой поездке мы столкнулись с самыми скверными сторонами коммунистического быта. Во всех трех странах все было серое, серое, серое — и жутковатое. В ресторанном меню значилась сотня блюд, на самом деле вам могли дать только картошку и свиную отбивную или бифштекс по‑татарски и, если повезет, — черствый, слегка заплесневелый хлеб. (Мороженое было удобоваримое, но его всегда подавали с консервированным фруктовым коктейлем, который мои мальчишки терпеть не могли. Ой вэй из цу вэйнен .) Раз ты ведешь заграничную арендованную машину, тебе выписывают штраф за самые пустяковые нарушения ПДД — и платить следует тут же наличными самодовольно ухмыляющемуся полицейскому.

Бензин отпускали по талонам, и, чтобы добыть хоть пару галлонов, приходилось отстоять за талонами очередь на почте. Пограничники, казалось, сошли со страниц «Шпиона, пришедшего с холода» Джона Ле Карре: вооруженные до зубов, тупые головорезы («болванес» или «бульваним» на идише), злые, как волки, безмолвные, как истуканы. Пересекать границу при въезде в одну из этих коммунистических стран, да еще и на арендованной машине было так мучительно, что на всю жизнь отвратило моих мальчишек от идей коммунизма.

Еврейское кладбище в Варшаве, чудом — словно его хранила рука Г‑сподня — избежавшее полного уничтожения при нацистской оккупации, стало одним из главных впечатлений от поездки. Там можно почтить память покойных в шрайберс эк — уголке кладбища, где похоронены многие идишские писатели. Приехали мы туда в пятницу в полдень — по меркам коммунистических стран настолько поздно, что кладбищенский сторож, мужчина лет пятидесяти с гаком, уже собирался домой. Он не хотел нас впускать. Я заговорил с ним на идише, и это все изменило. Он устроил нам незабываемую экскурсию по кладбищу, показав коллектор, по которому лазал мальчиком вместе с другими шмуглерами — детьми, которые благодаря своей малости могли выбираться из гетто по канализации и проносить туда еду из города.

Мы все были глубоко растроганы — посещение кладбища стало самым ярким впечатлением от поездки, и я предвкушал, как расскажу об этом Люси. А когда, возвратясь, начал рассказывать, почуял, что увижу «хищный зрак Люси», которого всегда боялся. Что‑то пришлось ей не по сердцу в моем рассказе. «Этот мужчина… Говоришь, он был еврей?» — спросила она. «Да, так и есть, еврей. Мы разговаривали на идише». Насторожившись, я продолжал, рассказал ей все с начала до конца.

Когда я закончил, она спросила: «Ну так, если он еврей, отчего он не уехал из Польши?» Вообще‑то я задал ему тот же вопрос.

«Семья, — ответил он. — И коммунизм: я верю в коммунизм». Я рассказал это Люси. Она с минуту — и минута, как мне показалось, тянулась очень долго — молчала, а затем отчеканила: «Что ж, Боб, я тебе вот что скажу. Я всю жизнь много думала об этом, читала об этом, думала и писала, снова и снова, и вот тебе мой вывод: в жопу всех коммунистов!» Сказано это было с чистейшим бронксским акцентом. Такова была Люси в ударе, бой‑баба росточком «метр с кепкой» (так она сама себя описывала).

Люси Давидович. 1988 г.

Последний раз мы разговаривали за несколько месяцев до ее смерти. Она позвонила, чтобы расспросить про некоего отрицателя Холокоста: тот утверждал, что имеет какое‑то отношение к Техасскому университету. К счастью, отношения к университету он не имел, и мы с Люси поговорили о том, что надо бы повидаться, когда я снова окажусь на Манхэттене. Она упомянула одного известного еврейского интеллектуала, которого ей хотелось пригласить выпить и пообедать с нами, но затем, секунду подумав, сказала: «Нет уж, слишком много он говорит».

Побывать у нее в последний раз мне не удалось. Мне недостает ее до сих пор, хотя прошло без малого 30 лет. Я ее любил, радовался каждой минуте в ее обществе. Каждые пять лет я ухожу в запой имени Люси: перечитываю все ее книги. Каждый год в частном порядке отмечаю ее йорцайт — она умерла 5 декабря 1990 года — безмолвно обращаю молитву к ее душе и к Б‑гу, благодарю за то, что мне был дарован такой друг: этот друг всегда разговаривал со мной с ядреным бронксским акцентом и всегда был готов задать мне взбучку.

Знаменитые литваки. 140 лет со дня рождения Елены Хацкелес

Знаменитые литваки. 140 лет со дня рождения Елены Хацкелес

Сегодня исполняется 140 лет со дня рождения известного еврейского педагога, переводчика и писательницы Елены Хацкелес (Хацкельс, Хацкельсите). Ее методические разработки и рассказы на идиш публиковались в варшавской газете «Фолксштиме». Была редактором «Киндерблат» — детского приложения к газете «Фолксблат» (Каунас, 1931–39), печатала в нем детские рассказы, путевые заметки, переводы произведений детской литературы с европейских языков.

Елена Хацкелес родилась в Ковно (ныне Каунас) в 25.07.1882 г.

После окончания ковенской гимназии училась на историко-филологическом отделении Бестужевских женских курсов в Петербурге.

Некоторое время жила за границей, в частности, в Париже, где сблизилась с русскими эмигрантами-марксистами, затем вернулась в Россию, вела нелегальную работу (под партийным псевдонимом Рохл) в организациях Бунда в Ковне, Вильне, Одессе, неоднократно арестовывалась властями.

После поражения революции 1905 г. посвятила себя педагогической работе. Работала учительницей истории в виленской частной гимназии Софьи Гуревич и в частной еврейской школе.

Со времени оккупации Вильны немецкими войсками в ходе Первой мировой войны (1916–18) проявилось незаурядное дарование Хацкелес как организатора школьной сети на идиш.

Созданная ею система образования стала образцом для Польши, Литвы и других стран Восточной Европы в период между двумя мировыми войнами.

Хацкелес преподавала на созданных ею педагогических курсах для учителей еврейских школ, вечерних курсах для взрослых, в школах, уделяла много времени детскому дому для девочек в Вильне.

Участвовала в создании еврейских учебников и книг для чтения, методических пособий для учителей.

В 1918–20 гг. жила в Москве, осваивала методику преподавания в школах рабочей молодежи.

В 1920 г. вернулась в Каунас, где стала одним из главных организаторов школьного дела и культурной работы на идиш.

Работала учительницей в еврейской средней школе в Каунасе и в ряде еврейских гимназий Литвы, одновременно была членом правления организации “Култур-лиге” (Лига еврейской культуры) – ставившей своей целью развитие образования, литературы и театра на языке идиш, а также еврейской музыки и изобразительного искусства.

После закрытия Култур-лиге (1925) была арестована; выйдя на свободу, организовала (совместно с Ш. Левиным, 1883–1941) Общество по поддержке физического и психического состояния еврейских детей, которое занималось развитием школьной сети на идиш.

В рамках педагогических программ посетила США, страны Европы, Эрец-Исраэль, Советский Союз.

В годы Второй мировой войны жила и работала в Центральной Азии, что спасло ее от Холокоста. После войны вернулась в родной Каунас, стала организатором и директором единственной в городе еврейской средней школы.

Была автором (совместно с М. Елиным, 1910–2000) букваря на идиш «Дер найер алеф-бейс» (1948).

Однако в 1950 г. школа (последняя еврейская школа в СССР!) была закрыта. До 1966 г. Елена Хацкелес преподавала русский язык и литературу в литовской школе, продолжала писать по педагогическим вопросам и путеводителям только на литовском языке, уже не на идише, а на литовском. Умерла Е. Хацкелес в Каунасе в 1973 году.

В обширном наследии Е. Хацкелес (Хальцеските) — ряд учебников и учебных пособий, научно-популярные книги, сборник путевых заметок, рассказы для детей, а также переводы на идиш из Жорж Санд «Крылья мужества» (Вильнюс, 1939), Г. Мало «Без семьи» (Вильнюс, 1940) и многие другие.

1931 год: Эстония лоббирует идиш во Всемирном почтовом союзе

1931 год: Эстония лоббирует идиш во Всемирном почтовом союзе

6 ноября 1931 года газета «Давар» сообщила, что Эстония обратилась во Всемирный почтовый союз с просьбой включить идиш в список языков, используемых при отправлении телеграмм. Далее объяснялось, почему правительство страны, доля евреев в населении которой составляла лишь полпроцента, решило пойти на этот шаг.

«Базирующийся в Вильне Еврейский научный институт (ИВО) отправил в штаб-квартиру Международного почтового союза в Берне заявку на включение идиша в список языков, используемых при отправлении телеграмм, –говорилось в сообщении. – Однако эта заявка была отклонена на том основании, что с подобной инициативой может выступать только государство – член почтового союза. Тогда ИВО обратился в Комиссию по еврейской культуре, действующую в Эстонии в рамках предоставленной евреям культурной автономии. Руководство Еврейского научного института попросило своих коллег попробовать заручиться поддержкой эстонского правительства для обращения в Международный почтовый союз. Эта попытка увенчалась успехом. Правительство Эстонии отправило требуемую заявку в Берн, а министерство связи включило идиш в список языков, используемых для отправки телеграмм внутри Эстонии. Комитет по еврейской культуре передал в Почтовое управление эстонско-идиш словарь, составленный Ш. Тамаркиным и И. Рохлиным».

Идиш-проект и Основные типы еврейских фамилий Восточной и Центральной Европы

Идиш-проект и Основные типы еврейских фамилий Восточной и Центральной Европы

 

Идиш-проект и Основные типы еврейских фамилий Восточной и Центральной Европы

Основные типы еврейских фамилий Восточной и Центральной Европы – рассказывает проф. Вольф Москович

https://www.youtube.com/watch?v=4IsbwpTXOig

Идиш. Один из самых узнаваемых еврейских проектов

https://www.youtube.com/watch?v=1G0OSJFokdU

YouTube – Вольф Москович

Здесь можно посмотреть много лекций и выступлений Вольф Москович и других на тему язык Идиш

Attachments area

Preview YouTube video Основные типы еврейских фамилий Восточной и Центральной Европы – рассказывает проф. Вольф Москович

Основные типы еврейских фамилий Восточной и Центральной Европы – рассказывает проф. Вольф Москович

Preview YouTube video Идиш. Один из самых узнаваемых еврейских проектов

Идиш. Один из самых узнаваемых еврейских проектов

Музыка «вилнэр идиша»

Пинхос ФРИДБЕРГ, 
Вильнюс 
специально для газеты «Обзор» 

У всех моих «еврейских» писаний только один спонсор – «майнэ идишэ нешомэ» (моя еврейская душа). В критические моменты жизни она помогает мне безошибочно отделять «кошерное» от «трефного».

С недавних пор я именую себя «старым виленским евреем». Такое определение полностью соответствует действительности, чего, на мой взгляд, нельзя сказать о широко используемом ныне термине «литвак»*.

2-го октября прошлого года за несколько часов до наступления еврейского нового года (идиш: Рошешонэ) редакция сайта газеты «Обзор» преподнесла своим читателям подарок – опубликовала «Гимн идишу». Этими словами я и молодая петербурженка Юлия Рец назвали свой «условно-корректный» подстрочник «непереводимой» речи Ицхока Башевиса Зингера, произнесенной накануне вручения ему Нобелевской премии по литературе за 1978 год.

продолжение:

https://www.obzor.lt/news/n33788.html

Угасла жизнь известного журналиста, литвака Арье Лондона

https://www.obzor.lt/blogs/bp10283.html

Автор: Дмитрий Якиревич (еврейский композитор и поэт)

Он угасал в течение многих лет. Хотя слово “угасал” не слишком подходит к этому яркому темпераментному литваку. Правильно будет сказать, что угасал он физически, но интеллектуально, я бы сказал, национально он оставался пылающим факелом. Как и в первый день, когда я его увидел. И, даже, ещё не видя, а слушая в Москве 80-х годов этот страстный голос, ощущал это яркое горение.

Я сравнил Арье с факелом, имея в виду, прежде всего, его ангажированность в мире идиша. Всякие определения типа “рыцарь идиша” или “подвижник” мне режут слух (очень это не по-еврейски). В мире моего детства они отсутствовали. Были люди, знавшие язык, были те, кто не знал. В последнем случае это выглядело странновато. Правда, постепенно странными стали казаться те, кто знал “а идиш ворт”. Но в среду каунасского мальчика Лейбке эти странности так и не пришли. Ибо та среда оставалась еврейской. Особенно если учесть, что мальчик рос в семье Берла Лондона, учителя еврейского языка в каунасской послевоенной еврейской школе, просуществовавшей до 1948 года. Литваки крепко держались за мамэ-лошн. И даже став студентом Каунасского мединститута, симпатичный парень Арье оставался пламенным носителем еврейского языка. Не завершив образования, он окунулся в набиравшее силу подпольное сионистское движение. Правда, засветившись и легальным образом, вынужден был покинуть институт. Но цели своей добился. И, оказавшись в Израиле, стал редактором и ведущим еврейских (идиш) программ “Кол Исраэль”.

С его темпераментом я познакомился не только посредством сводок новостей, обзоров, комментариев и бесчисленных программ на самые разнообразные темы. Примерно с середины 80-х годов он стал по праздникам звонить мне домой прямо из радиостудии с просьбой поздравить народ Израиля. Мне было приятно, хоть небезопасно. Во время одного из сеансов он попросил повторить слова, в которых была высказана высокая оценка деятельности еврейской (идиш) редакции вещания. Когда я прибыл в Израиль, то понял, что, к сожалению, даже в те годы, когда я находился ещё в Москве, отношение к нашему языку в Израиле было уже пренебрежительным. И моя оценка из далека могла что-то значить для сотрудников редакции.

Встретились мы с Арье январским утром 1988 года, когда чуть ли не первым рейсом из Бухареста моя семья прибыла в Израиль. На “Голосе Израиля” знали, что я прибываю, ибо мои друзья в Стране получили сообщение о моменте вылета из Москвы. Больше никакой информации не было, и Арье просидел целую ночь в аэропорту, чтобы взять у меня интервью. В то время это было диковинкой: алии ещё не было, тем более, молодые люди, говорящие на идиш, среди тех, кому удавалось вырваться из СССР, просто не попадались.

Интервью моментально ввело меня в круг активистов еврейской культуры в Израиле. Пошли звонки со всей страны: благо, хватало ещё абонентов, причастных к культуре на мамэ-лошн. И, главное, пошли наши с ним передачи.

Теперь, по прошествии почти 30 лет, можно попробовать отвлечённо проанализировать характер того сотрудничества. Главное, что хочется отметить, это ритм и накал, которые Арье задавал в диалоге. Темы эфира выбирались по-разному: часто звонил он и предлагал актуальную тему. В другие разы выбор был за мной. Особое место в наших эфирах занимает цикл “Кинстлэр-дор” (“Поколение художников”). Он продолжался несколько лет и содержал воспоминания о дружбе и контактах с видными деятелями еврейской культуры, с которыми я сотрудничал. Роль Арье в моих рассказах не была пассивной. По ходу каждого рассказа он задавал вопросы, которые меняли мои первоначальные намётки. И, признаюсь, добавляли красок в повествование. После записи каждой программы мы усаживались у аппаратуры и корректировали то, что попало на носители: и содержательно, и по времени. Хоть в этих ситуациях приходилось учитывать темперамент Арье, но надо сказать, что его принципиальность никогда не выходила за пределы разумного.

В программах Арье часто звучали мои стихи и песни, благо, тогда было кому слушать. Особенно запомнились праздничные передачи, по следам которых мы получали звонки от радиослушателей.

Арье угасал в течение многих лет. Мне кажется, будет уместным сказать, что угасал он вместе с нашим языком и культурой. И его уход трагически символичен. Он представитель послевоенного поколения, на которое ещё пару десятилетий тому назад возлагались надежды в плане спасения и сохранения наследия. Но неумолимый рок оставил нам мало надежд, кроме благородных попыток отдельных энтузиастов напомнить о славных страницах прошлого.

Сегодня я разговаривал по телефону с овдовевшей Эллой Лондон. Сказал ей, что мы его часто вспоминаем и будем помнить. Эрэ зайн ондэйнк!

lzb.lt благодарит Пинхоса Фридберга за предоставленную информацию и ссылки

День культуры евреев Европы в Вильнюсе

Faina sveikina

На фото: Ф. Куклянски

В воскресенье, 4 сентября, в Еврейской общине (литваков) Литвы состоялись мероприятия, посвященные Дню культуры евреев Европы. В этом году он был посвящен языкам евреев Европы – “В Вильнюсе вновь звучит идиш”.

День культуры евреев Европы прошел под музыку клезмеров, при участии видных общественных и политических деятелей. Мы очень рады, что праздник был хорошо организован и прошел на славу!

Председатель еврейской общины (литваков) Литвы Фаина Куклянски благодарит всех, кто принял участие в организации праздника, кто потратил свое личное время на благо еврейской общины:

В Вильнюсе состоялось открытие международной “Летней программы по изучению языка идиш”

Jidis programa2
В воскресенье, 17 июля, состоялось открытие ежегодной, международной “Летней программы по изучению языка идиш и идишистской литературы”, которую организует Вильнюсский Идиш Институт при Вильнюсском университете. По словам директора Идиш Института др. Шарунаса Лекиса, эта программа – одно из важнейших событий года не только для тех, кто приехал в Вильнюс из разных стран мира изучать литературный литвакский идиш, но и для самого Института.

По традиции, на “мамэ-лошн” (на родном языке) студентов приветствовали  библиотекарь Идиш Института, бывшая узница Вильнюсского гетто и партизанка – Фаня Бранцовская, а также профессор из Буэнос-Айреса и руководитель аргентинского филиала YIWO Абрахам Лихтенбаум.

На Вильнюсской “Летней программе” существует четыре уровня изучения языка, в зависимости от знаний студентов. Идиш преподают одни и самых лучших специалистов в этой области из Израиля, США, Аргентины и Эстонии. Помимо академической программы, студенты знакомятся с историей, культурой литваков и Литвы.

Занятия из цикла “Чтения на идиш”

Друзья, приглашаем на занятия из цикла “Чтения на идиш”!
В понедельник, 11 июля, в Еврейском культурно-информационном центре

(Вильнюс, ул. Месиню, 3 А).

Начало в 18.00.

Мы продолжим чтение рассказа Аврома Карпиновича, а затем вернемся к поэме Моше Кульбака “Райсн” (“Белорусь”).

Занятия проводит один из известных в мире специалистов в области идиша –
профессор Довид Кац.
Говорим и читаем только на идиш!!!

Еврейский культурно-информационный центр приглашает

Дорогие друзья,
Еврейский культурно-информационный центр
приглашает на встречу с известным лингвистом, идишистом, профессором Довидом Кацом.
Проф. Д. Кац ответит на интересующие Вас вопросы, касающиеся Идиша и Литваков.

Ждем Вас 7 июля, в четверг, в 19.00,

в Еврейском культурно-информационном центре

(Вильнюс, ул. Месиню, 3)

Вход свободный

Занятия из цикла “Чтения на идиш”

Друзья, приглашаем на очередные занятия из цикла “Чтения на идиш”!
В понедельник, 04 июля, в Еврейском культурно-информационном центре

(Вильнюс, ул. Месиню, 3 А).

Начало в 18.00.

Занятия проводит один из известных в мире специалистов в области идиша –
профессор Довид Кац.
Говорим и читаем только на идиш!!!

Приглашаем на занятия из цикла “Чтения на идиш”

Дорогие друзья,
приглашаем вас на очередные занятия из цикла “Чтения на идиш”,
посвященные памяти Шейне Сидерайте и д-ра Израиля Лямпертаса.

Ждем всех желающих 20 июня в Еврейском культурно-информационном центре

(Вильнюс, ул. Месиню, 3 А).

Начало в 18.00.

yddish

После “разогрева” с “Историями о Мотке Хабаде” мы будет читать первое издание идишистской газеты, которая выходила в Одессе в 1862 г. (11[/23] октября).
Занятия проводит один из известных в мире специалистов в области идиша –
профессор Довид Кац.
Говорим и читаем только на идиш!!!

Приглашаем на лекцию известного идишиста д-ра М. Юшковского “Писатели-литваки и малоизвестные страницы их творчества”

Дорогие друзья,
Вильнюсская еврейская публичная библиотека
приглашает на лекцию известного специалиста в области языка и культуры идиш
д-ра Мордехая Юшковского
 „Писатели – литваки и малоизвестные страницы их творчества“
Лекция на русском языке (для желающих с переводом на литовский)
Место и время:
Вильнюс, пр. Гедимино, 24 (вход со двора Малого театра)
02 июня, в четверг, в 18.00
Регистрация по эл.почте: zydr.sa@gmail.com
или по тел.: (8-5) 219 7748  с 11 до 18

 

17-ый цикл “Чтений на идиш”

Дорогие друзья,

Вильнюсский Идиш Клуб приглашает на 17-ые чтения-занятия,

посвященные памяти Шейне Сидерайте и др. Израиля Лямпертаса.

Цикл чтений начинается в этот понедельник, 30 мая, в Еврейском культурно-информационном центре (Вильнюс, ул. Месиню, 3 А), в 18.00. Вход свободный.

Занятия проводит профессор Довид Кац.
Говорим и читаем только на идиш!!!

В следующем году Министерство культуры Литвы на международный проект “Вильнюсский Институт ИВО” выделит 30 тыс. евро

YIVO
Министерство культуры Литвы проводит проект “Вильнюсский Институт ИВО (YIVO)”.
Это международный проект, рассчитанный на семь лет. Его цель – сохранить, оцефровать и виртуально объединить Нью-Йоркский и Вильнюсский архивы Института ИВО. Кроме того, в ходе проекта путем оцифровки будет восстановлена Вильнюсская библиотека Страшуна – одна из крупнейших довоенных библиотек Европы.
Проект осуществляют Научно-исследовательский еврейский Институт ИВО (Нью-Йорк, США), Центральный государственный архив Литвы и Литовская Национальная библиотека им. Мартинаса Мажвидаса.
Проект охватывает около 10 тысяч уникальных изданий и около 1,5 миллионов документов: произведения литературы, письма, мемуары, театральные афиши, фотографии, редчайшие книги, брошюры, газеты, политические трактаты, религиозная литература, документы еврейских общин.

Лекция д-ра М. Юшковского об идише в XXI веке

Друзья, приглашаем вас на лекцию доктора Мордехая Юшковского  “О чем говорит идиш в XXI веке”.
Лекция состоится во вторник, 29 марта, в Вильнюсской еврейской публичной библиотеке (пр. Гедимино, 24). Начало в 18.00.
Мордехай Юшковский защитил докторскую диссертацию, в Бар-Иланском университете в Израиле. На протяжении 17 лет он руководил семинарами “Идиш и идишкайт”. B Восточной Европе, был генеральным директором Всемироного Совета по культуре идиш. С 2001 по 2014 он являлся инспектором по преподаванию идиш в израильском Министерстве Образования. Доктор Юшковский создал сеть курсов в области культуры идиш, на которых ежегодно обучаются более 2500 человек по всему Израилю. Он заведует Центром идиш в педагогическом колледже им. Левинского в Тель-Авиве, и также является академическим руководителем Международного Центра, языка и культуры идиш в Вильнюсе.
Доктор Юшковский – автор около 60 статей о культуре идиш.