75 лет назад, в ночь на 14 июня 1941 года, в Литве началась массовая высылка в Сибирь “антисоветских, уголовных и социально опасных элементов”: интеллектуалов, представителей политической элиты, богатых фабрикантов, предпринимателей и крестьян. Всего было депортировано 132 000 человек, 28 000 тысяч погибли в ссылке. Только в июне 1941 г. были сосланы 3000 еврейских активистов правого и левого толка, владельцы фабрик и предприятий. За год в ссылке оказались 7000 литоских евреев.
Яков Менделевский родился в Укмерге, в зажиточной еврейской семье. Ему было 9 лет, когда 14 июня 1941 г. рано утром в дверь постучались представители советской власти, приказали собрать вещи и отправили в ссылку. В то утро из Укмерге было депортировано много евреев. Везли в Йонаву на грузовике. Отца сразу же арестовали, судили и приговорили по 58-ой статьей (антисоветская деятельность) к 10-ти годам лагерей. Якова с мамой и братом, как и других жителей Литвы, в ссылку вывезли в вагоне для скота.

Яков, расскажите о свое семьей, родителях, о своем детстве?
Родился в 1932 г. Наша семья жила в Укмерге, в нашем городе было много евреев. С пяти лет пошел в еврейскую школу с преподаванием на идиш. До сих пор помню фамилию директора школы – Моргенштерн. Учился сам, у нас дома была большая библиотека. У нас был собственный небольшой, но уютный дом, хорошо оборудованный, с красивой мебелью. Мама не работала, по хозяйству ей помогала служанка. В 8 лет я говорил на идиш, русском и литовском языках. Из синагоги приходил человек, с которым я зинимался иудаизмом и учил Танах и Хумеш на идиш. В детстве я ходил сразу в две синагоги. Поскольку отца не бывало дома почти всю неделю, в маленькую деревянную хасидскую синагогу меня водил дедушка, он был врачом. А когда возвращался отец, с ним я ходил в каменную миснагдимскую синагогу.
Отец был комивояжером, работал на Клайпедской фабрике “Триничю”. Он составлял договоры по продаже текстиля, представлял продукцию фабрики в разных городах и городках, ездил на Шевроле. Отец рассказывал, как однажды Каунасская фабрика “Инкарас”, закупавшая у “Триничю” фланель для своих калош, решила поменять поставщика фланелевой ткани и закупила ткань в другом месте. По заданию владельцев “Триничю” – двух братьей Файнбергов, мой отец отправился в Каунас и сказал “Инкарасу”, что рядом с ними будет построена другая фабрика, производящая калоши. Этого было достаточно, чтобы “Инкарас” принес свои извинения и вновь стал закупать фланель у “Триничю”.
В месяц отец получал 2 тыс. литов. Для сравнения, корова в то время стоила 50 литов. Отца не было дома всю неделю, он возвращался по пятницам. Когда Клайпеду заняли немцы, владельцы фабрики предоставили отцу кредит, и он в Укмерге открыл магазин текстиля. Помню, как с мамой ходили на Укмергский рынок за продуктами. На рынке торговали крестьяне. Они были одеты в домотканные одежды, на плечах у них весели перевязанные деревянные клумпы, головы были прикрыты соломенными шляпами.
Расскажите о ссылке, где вы оказались?
14 июня 1941 г. мне было 9 лет. Признаюсь, в то утро я не мог понять, что происходит: пришел советский военный, велел собраться. На грузовике нас отвезли в Йонаву. Отца увели. Потом судили. Он получил 10 лет сталинских лагерей по 58-ой ст. Меня, маму и брата в вагонах для скота отправили в Алтайский край. В нашем вагоне было очень много евреев из Укмерге. В других вагонах были и литовцы, но евреев больше. Нас привезли в город Бийск, а потом на телегах отправили в горы. Остановились в деревне Медведка. Там нас определили в избу к местным деревенским жителям. Помню, они не поняли, откуда мы, кто такие евреи? Но обращались с нами неплохо. Через некоторое время ссыльных поселили в отдельном здании. В большой комнате каждой семье выделили по одному углу. Нас называли “спецпереселенцами”. Не могу сказать, сколько там нас было, может, 25. Помню только несколько фамилий: три брата Яновские с мамой из Укмерге, брат, сестра и мать Левины, семья Йоффе. Было очень холодно, но еды хватало.
Как местные жители относились к вам?
Было лето. Местные жители занимались сельским хозяйством. Нас гнали на работы в поле. Ссыльными руководила “мадам” Анкудинова, с красной косынкой на голове, представитель райкома партии. Прошло 75 лет, а я до сих пор ее имя. В деревне был конезавод, там меня быстро научили верховой езде. Думаю, таких лошадей в Литве мало кто видел. Посадили меня на коня с телегой, на которой я возил собранное сено. Работали с раннего утра и до вечера. Конь мой устал. Тогда “мадам” Анкудинова сказала: “Хватит”. Мне шел 10-ый год, был голодный. Хорошо, что летом мы собирали “витамины” для поддержания организма: ходили в горы, где росли разные ягоды. Ягод хватало всем. Однажды мне было велено отвезти письмо в центральное хозяйство, которое располагалось в горах. Ехал долго. Возвращаясь домой, стемнело. Дорогу не знаю, страшно. Решил спрыгнуть с лошади, а она меня сама привела домой.