В рамках  года Посольство Литовской Республики в Российской Федерации совместно с Литовским институтом культуры, Международным историко-просветительским, благотворительным и правозащитным обществом «Мемориал», Национальной библиотекой Литвы им. Мартинаса Мажвидаса, Центром научных работников и преподавателей иудаики в вузах «Сэфер» при поддержке Российского еврейского конгресса планируют провести  в Москве цикл  круглых столов, посвященных истории литвакской общины, ее самоопределению и многогранному наследию, сохранению  памяти, осмыслению  идентичности и судеб литовского и российского еврейства в сегодняшнем общественном и научном дискурсе. Проект разработан группой литовских и российских исследователей по инициативе Посольства Литовской Республики в РФ.

В ходе академических дискуссий с участием ведущих исследователей еврейской истории и исторической памяти из Литвы, России и других стран предполагается совместно продумать общее и различное в становлении, а также динамике идентичности евреев Литвы и России, начиная со второй половины XVIII века, когда литовское еврейство первым в Восточной Европе воспринимает идеи Хаскалы, и до наших дней, когда происходит трудное осмысление болевых точек памяти о трагедиях XX века.

В рамках проекта пройдут три тематических круглых стола:

– «Евреи Литвы и России. Становление идентичности. XVIII-XX век» (16 октября 2020 года)

– «Как мы говорим о Холокосте в Литве и в России» (намечен на конец ноября 2020 года)

– «Языки памяти» (намечен на конец января-начало февраля 2021 года)

Даты второго и третьего круглого столов будут уточнены позднее.

Эти встречи помогут познакомить российскую аудиторию с историей и культурным наследием литовского еврейства, с проблематикой литовско-еврейских отношений, а также будут способствовать диалогу между литовскими и российскими исследователями. Каждый из круглых столов соберет для дискуссии 6 участников – по трое исследователей с литовской и российской стороны.  Каждому круглому столу будет сопутствовать просмотр и обсуждение связанных с его проблематикой видеоматериалов: работы по анимации, запись спектакля, документальное и художественное кино.

Завершит цикл круглых столов концерт виолончелиста Александра Рамма, на котором прозвучат произведения еврейских, литовских и российских композиторов.

Авторы и  основные участники проекта:Наталия Арлаускайте (Институт политологии и международных отношений  Вильнюсского университета), Борис Беленкин (Москва, историко-просветительское общество «Мемориал»), Юргита Вербицкене (руководитель Центра изучения культуры и истории восточноевропейского еврейства при факультете истории Вильнюсского университета),  Лара Лемпертене (директор Центра иудаики при Департаменте исследований культурного наследия национальной библиотеки Литвы им. Мартинаса Мажвидаса), Светлана Панич  (Москва, независимый исследователь). Научный консультант проекта: проф.  Саулюс Сужиеделис (университет Миллерсвиля, США)

Более подробная информация о дате, месте и формате проведения круглых столов будет представлена на интернет-странице Посольства Литовской Республики, на странице Посольства в Facebook, а также на интернет порталах «Мемориала» и Российского еврейского конгресса.

«Я хочу поблагодарить правительство Литовской Республики за то, что этот год назван годом Виленского Гаона и годом истории евреев Литвы, — говорит Юрий Каннер. — Как известно, евреев-выходцев из Литвы и ортодоксальных евреев называют литваками. Не многие из народов, рядом с которыми евреи жили в течение двух тысяч лет изгнания, отражены в еврейской истории. Жизнь евреев в изгнании была непростой, непростые страницы были и в совместной истории еврейского и литовского народов. Заслуживает признания тот факт, что Литва готова обсуждать и рефлексировать это и жить в дружбе с еврейским народом, понимая и ценя вклад, который евреи внесли в мировую культуру».

Ранее Российский еврейский конгресс совместно с посольством Литвы в РФ провел мемориальный вечер по проекту «Праведники народов мира». Также при участии РЕК в посольстве Литвы в Москве прошел вечер, посвященный 75-летию ликвидации Вильнюсского гетто.

Информация посольства Литвы в РФ и газеты “Обзор”

На стене одного из домов в литовском Каунасе создан мурал в честь выдающейся израильской поэтессы Леи Гольдберг, покинувшей город 85 лет назад.

Каунас, второй по численности населения город Литвы, в 2022-м станет Культурной столицей Европы. В честь этого предстоящего события в городе в минувшие выходные прошел фестиваль многонационального культурного наследия, сообщает Ynet.

В Каунасе (Ковно) накануне Второй мировой войны проживало более 30 тысяч евреев, составлявших 25% населения города. Город был также известен по всей Европе своими еврейскими культурными и образовательными учреждениями. В период нацистской оккупации почти все еврейское население было уничтожено. После войны в городе проживало около двух тысяч евреев, в основном приезжих из других мест, а не коренных ковенчан.

В рамках фестиваля на одной из центральных улиц, Кястучё, открыт мурал в честь израильской поэтессы Леи Гольдберг. Фреску создали на здании, в котором жила ее семья до эмиграции в Палестину в 1935 году.

Мурал создан молодым художником Линасом Казюлёнисом. На фреске изображен портрет Гольдберг и текст ее стихотворения «Орен» («Сосна») в оригинале и в переводе на литовский.

На церемонии открытия мурала песню на слова Леи Гольдберг исполнил студент Каунасского медицинского университета Шахар Берковиц из Израиля.

Осмотрев фреску, посол Израиля в Литве Йоссеф Леви сказал: «Если бы великая поэтесса Лея Гольдберг, которая всю свою жизнь скучала по этому прекрасному городу, смогла бы увидеть свое лицо на улице, где она жила в молодости, она бы испытала огромную радость».

Песню на слова Леи Гольдберг исполнил студент Каунасского медицинского университета Шахар Берковиц из Израиля.

Дипломатическое представительство Израиля в Литве благодарит общественную компанию “Kaunas 2022” и куратора программы “Atminties biuras” Дайву Цитварене, а также художника Линаса Казюлёниса за сохранение многокультурного исторического наследия Каунаса для будущих поколений.

91 год назад, в октябре, еврейские художники, поэты и писатели объединились в группу авангардистов «Юнг Вилне» – Молодой Вильнюс. В общей сложности, за все время существования этого объединения ему принадлежали около трех десятков творцов.

На фото: стоят (справа налево): Шмерке Качергинский, Авром Суцкевер, Эльханан Воглер, Хаим Граде, Лейзер Вольф; сидят: Мойше Левин, Шейне Эфрон, Шимшон Каган, Рохл Суцкевер, Бенцион Михтом

11 октября 1929 г. в газете был опубликован манифест «Юнг Вилне» на марше в литературе на идиш», провозгласивший создание группы. Она объединяла талантливых литераторов левых политических взглядов, придерживавшихся разных художественных направлений — неоромантизма, экспрессионизма и других.

Ее членами были Хаим Граде, Авром Суцкевер, Шмерке Качергинский, Шимшон Кахан, Моше Левин, Лейзер Вольф, Эльханан Воглер,  Хаим Глик и другие. В течение десятилетия к объединению Юнг Вилне присоединялись все новые писатели; члены группы публиковали свои произведения в периодике. Выходили антологии, сборники поэзии и прозы.

Деятельность группы была прервана в 1939 г. советской оккупацией города, а затем нацистским геноцидом, начавшимся в 1941 г. Члены группы, выехавшие в США, Эрец-Исраэль, Францию, Польшу, Аргентину, внесли заметный вклад в литературу на идиш.

Под редакцией «Юнг Вилне» вышли:

• Три выпуска собственного журнала Yung-Vilne(1934—1936);
• Сборники Naye bleter(1939), Untervegs (1940), Bleter 1940 (совместно с литераторами, не входившими в группу).

Кроме того, авторы «Юнг Вилне» регулярно печатались в различных антологиях и издававшихся на идиш журналах, таких как Tsukunft и Inzikh.

• В большинстве источников «Юнг Вилне» фигурирует как «литературная группа» или «группа писателей», хотя в неё также входили и художники.
• Гирш Глик изначально писал на иврите, но перешёл на идиш под влиянием «Юнг Вилне».

Редакция сайта lzb.lt выражает благодарность проф. П. Фридбергу за информацию 

Фрагмент из книги «Виленское гетто 1941–1944»

Известный гид и исследователь еврейской истории Литвы Марюс Галадаускас несколько дней назад объявил сенсационную новость – предки легендарного американского кинорежиссера Вуди Аллена родом из Паневежиса.

Настоящее имя Вуди Аллена – Аллен Стюарт Конигсберг. Он родился в 1935 году в Нью-Йорке. По словам Галадаускаса, дед кинорежиссера Исаак Кёнигсберг, прадед Шмуэль и прапрадед Мойша родом из Паневежиса – Поневеж, как до 1917 г. называли город.

“Это интересное открытие, до сих пор об этом ничего не слышали, – сказал Галадаускас. — То, что Вуди Аллен – еврей и литвак – известно давно. Он и сам много об этом говорил. Только вряд ли он точно знает, откуда именно родом его предки. Долгое время указывалось, что они из России. Литва тогда входила в состав Российской Империи. Это порой осложняет поиск предков”, – объяснил исследователь.

nytimes.com

Три года назад в подвале церкви в Вильнюсе, Литва, был обнаружен большой тайник с артефактами, включая стихи, письма и записные книжки некоторых из величайших писателей на идиш первой половины 20 века.

Просматривая их и другие артефакты, спасенные от нацистских попыток уничтожить все следы еврейской культуры, исследователи обнаружили более скромный документ: письмо пятиклассницы, рассказывающее о ее повседневной жизни в Вильне (Вильнюсе) в 1930-х годах. Теперь эта девушка, чьё имя было американизировано до Бебы Эпштейн, является центральным персонажем выставки Института еврейских исследований YIVO, которая недавно появилась в Интернете.

Выставка посвящена изучению еврейской жизни в Восточной Европе до Второй мировой войны. Просматривая историю Бебы, посетитель узнает, что первым фильмом, который она посмотрела, была «Хижина дяди Тома», и что ее дедушка пытался подавить ее озорную сторону. «Мой дедушка говорил мне, что я должна вести себя как хорошая религиозная девушка», – написала Беба, родившаяся в 1922 году. «В противном случае Б-г отшлепает меня железными прутьями – поэтому я пряталась от Б-га».

Есть фотографии Бебы и ее сестры Эси среди их одноклассников, а также рассказы о занятиях спортом. Также посетители могут, щелкнув мышью, узнать о самом Вильнюсе; его школах и летних местах отдыха, которые предпочитали евреи, такие как Отвоцк и Закопане в Польше, чей свежий воздух, как считалось, помогает излечить туберкулез и другие болезни.

На выставке представлено более 200 экспонатов – фотографии, видеоролики, карты, школьные тетради. «Беба Эпштейн: необычайная жизнь обычной девочки» – первая часть серии таких портретов, которые, по словам представителей YIVO, используются для освещения жизни евреев в Европе до того, как нацисты убили шесть миллионов евреев. Интернет – «музей» был создан благодаря пожертвованию в размере 3 миллионов долларов от спонсора Брюса Словина в память о его жене Франческе Чернии Словин. Джонатан Брент, исполнительный директор YIVO, заявил, что музей позволяет YIVO делать свои материалы доступными для более широкой аудитории.

Каролина Зюлкоски, дизайнер интерактивных веб-выставок, была куратором «Бебы Эпштейн». Когда автобиография Бебы была обнаружена в Вильнюсе, кураторы YIVO предположили, что г-жа Эпштейн погибла во время Холокоста. Но ее сын, Майкл Левенталь, прочитал об этой находке и сообщил YIVO, что Беба была его матерью и что она пережила три концентрационных и трудовых нацистских лагеря, эмигрировала в США и сделала карьеру в качестве социального работника в «Jewish Family Services», помогая обустроиться в Калифорнии еврейским иммигрантам из СССР. Она умерла в 2012 году.

Израиль собирается почтить память пары, спасшей кинорежиссера Романа Полански от Холокоста.

Внук Стефании и Яна Бухал примет медаль, которая посмертно чествует их Праведниками народов мира – титул, который Израиль присуждает неевреям, рискнувшим своей жизнью, чтобы спасти евреев от нацистов, сообщает «Haaretz». Церемония состоится на следующей неделе в Польше.

Roman Polanski (Photo by Gisela Schober)

Бухалы прятали Полански, которому тогда было 10 лет, с 1943 года до конца Второй мировой войны после того, как отец тайно вывез его из краковского гетто. Яд Вашем, государственный музей Холокоста Израиля, признал действия Бухалов в прошлом году. Пара умерла в 1950-х годах. Бухалы входят в число 7112 поляков, получивших звание «Праведник народов мира», что является самым высоким показателем среди всех стран. Поляки составляют 25% всех Праведников из примерно 50 стран.

В прошлом месяце Израиль вручил медаль потомкам четырех пар из соседней Литвы: Станиславы и Юозаса Гайжаускасов; Палёне и Юозаса Стуронасов; Петронеле и Пранаса Шимкасов, Петронеле и Винцентаса Поцюсов. Церемония была частью конференции, прошедшей 24 сентября в городе Каунас, посвященной действиям японского дипломата Чиюне Сугихара, который вместе со своим голландским коллегой Яном Звартендейком выдал спасительные визы тысячам евреев, бежавших от Холокоста. Звартендейка, умерший в 1976 году, также чествовали на отдельном мероприятии в Гааге, организованном 22 сентября посольством Литвы в Нидерландах.

Офер Адерет, «ХаАрец», В.П. detaly.co.il

«Это была женщина исключительной храбрости, которая рисковала своей жизнью для спасения сынов своего народа» – этими словами Сару Либман проводил в последний путь ее внук.

Анна Русинова, «Детали». Фотографии – Анна Русинова (переснято из семейного архива Суламит Лев)

23 сентября в Литве отмечают Национальный день памяти жертв Катастрофы. В памятной церемонии у Панеряйского мемориала традиционно принимает участие президент, высшие руководители страны – и люди, пережившие Катастрофу. «Детали» публикуют историю женщины, которая в те дни была младенцем. Она выжила благодаря матери и людям, которые прятали их после побега.

– Я родилась в неподходящее время и, как оказалось, в неподходящем месте: 7 июня 1941 года. И скоро маму с младенцем на руках, а также моих бабушку и отца отправили в гетто, – говорит Суламит Лев (79). – В Шяуляй было два гетто, одно называлось «Кауказас», и кого куда отправить – зависело от воли полицая. Моя мама отдала этому полицаю кольцо с руки, чтобы он отпустил бабушку вместе с нами. А отца отправили в другое.

Надзиратели были местными. Каждый день мама и все работоспособные рано утром отправлялись колоннами на работу на железной дороге, в поле, на бойне, на аэродроме… Работы были очень тяжелыми, а люди – полуголодными. Когда в первый день моя мама вернулась после работы домой, где осталась бабушка с ребенком, она спросила, есть ли что-нибудь поесть – на что бабушка, не успевшая приспособиться к ситуации, ответила: «Я не умею готовить эту нищенскую еду!» Но она научилась, и очень быстро.

Вышел приказ: сдать всю медную посуду. Немцы потом переливали металл на патроны. У нас были медные тарелки, но мама пошла ночью к заброшенному колодцу и выбросила их. Мы пробыли там 2 года и 3 месяца.

Одной из наиболее легких работ была уборка вагончиков, в которых жили немецкие инженеры-железнодорожники. Они ее расспрашивали, кто и с кем остался в гетто. Давали ей с собой продукты, что вызывало удивление мамы: «Зачем вы мне это даете? Я же ваш враг!» Они отвечали: «Мы гражданские, а не военные, и знаем, какое у вас положение».

В других городах уже проводили «детские акции», слухи о них доходили. Наступил день детской акции и в еврейском гетто в Шауляе. А на чердаке дома, в котором мы жили, была каморка. Там жила немка. Почему немка оказалось в гетто? Потому что ее муж был еврей, и она пожелала разделить с ним его судьбу. К ней приходил кто-то, то ли из охраны гетто, то ли из полиции гетто, и после его ухода она сказала маме: если можете куда-то спрятать ребенка – спрячьте!

Меня усыпили. Мне вообще очень много снотворного давали во время войны, потому что ситуации были разные, когда было важно, чтобы ребенок не плакал. Были даже случаи, когда матери душили своих детей, потому что плач одного ребенка мог выдать всех, кто прятался. Моя мама успела сбегать еще в один дом, предупредить их. Но им негде было прятать свою девочку, и ее с бабушкой привели к нам. И в результате на чердак, на самый верх, спрятали меня, спящую, эту девочку и двух бабушек.

Утром, как всегда, маму погнали на работу. А когда вечером колонну пригнали обратно, по всему гетто стоял стон. Я не могу вам передать, что мне рассказывала мама – это невозможно. Люди рвали волосы на себе: детей в гетто уже не было. Какой-то старик, встретившийся маме по дороге домой, сказал ей: «Фрау, я видел, как вашего ребенка забрали».

На самом деле, события развивались так: когда полицаи начали забирать детей, переходя из одного дома в другой, они увидели люк, ведущий на чердак, и начали прикладами стучать по нему и кричать: «Выходи!». Они не знали, есть ли там кто-то. А там одна бабушка сказала шепотом моей: «Есть драгоценности, откупимся». Она была из очень богатой семьи. Моя бабушка отказалась, но у той нервы не выдержали, она открыла люк и спустилась со своей внучкой Авивой. Их и забрали… В Шауляйском гетто остались трое детей, а до этого были сотни.

Мама искала возможность бежать. Ей помогало то, что она была непохожа на еврейку, за оградой гетто она снимала нашивку с шестиконечной звездой и, если останавливали, представлялась портнихой. Искала связи с людьми, которые старались помочь – такие были. Но как выйти из гетто?

Был учитель гимназии Антанас Маргайтис. Он должен был, когда колонну гнали на работу, ждать нас на телеге в определенном месте. В тот день меня опять усыпили, и мама ремнями привязала меня к телу. Поверх на ней было надето большое пальто и деревенский платок. А бабушку взяла за руку и повела с собой. Была осень, затемно, и они прошли в единственном месте, где было мало полицаев. А потом смогли отделиться от колонны и заскочить во двор, где ждала телега. Оттуда Маргайтис увез нас к крестьянам, где мы и стали жить, помогая им по хозяйству.

На фото: Суламит Лев

Я начинала уже говорить – и, конечно, на идише. Хозяйский сынок, который был бандитом, из-за этого однажды странно на меня посмотрел, но мама сказала ему, что это – немецкий. А отец мой сбежал из другого гетто. Однажды он выбрался к нам из леса, и тут хозяева прибежали предупредить, что к дому идут полицаи. Что делать? Отец быстро – на чердак. И вот они сидят, выпивают, с мамой разговаривают, а потом один из полицаев спросил:  «Деточка, а где твой папа?» И я, ребенок, показала туда – наверх, в направлении чердака. Но он понял так, будто папа ушел к Господу Богу… «Ой, бедненькая!» – и погладил меня по голове.

Мы меняли места, последним был монастырь в имении Вайгува, которым руководила Мария Рустейкайте. Там мне сменили имя на Марите Казлаускайте – и если бы после войны мама через суд не восстановила мои документы, я могла так и остаться с этим именем.

А в 1945 году в парк, где стоял монастырь, ворвались советские танки: шли большие бои за Шяуляй, город переходил из рук в руки. Монашки попрятались, они боялись русских так, что их трясло от ужаса. Но моя мама только этого и ждала. Когда из танка вылез мальчик, молоденький и закопченный, она к нему подбежала, начала обнимать и целовать. И спросила, есть ли среди них евреи? На что мальчик ехидно улыбнулся и сказал: «Евреи в Ташкенте воюют».

Таким было первое приветствие от советского солдата. Антисемитское. Так им вправляли мозги.

Для мамы их приход значил: свобода! Ведь с 1-го июля 1941-го до 3-го октября 1943 года мы были в Шяуляйском гетто. Но моего отца они потом посадили на 25 лет. А маму таскали на допросы в КГБ. Видно, хотели ей какое-нибудь дело придумать: как это столько погибло, а вы остались живы, может быть, вы с немцами сотрудничали? У меня сейчас есть документ от властей Литвы, что никаких претензий они к отцу не имеют, он чист перед ними.

Мы были в Израиле, ездили в «Яд ва-Шем». Стояли у той доски, где золотыми буквами написаны имена Антанаса Варгайтиса, который тогда нас на телеге вывез в деревню к своим людям, и Марии Рустейкайте, что нас в монастыре укрывала. Так нас судьба свела. А ведь это – только то, что на поверхности. У моей бабушки много родственников было, о которых мы даже не знаем. Когда говорят, что жертв шесть миллионов – это неверно, на самом деле жертв больше. Разбиты целые семьи, в которых каждый мог иметь сестер и братьев. Нас много по всему миру, кто уцелел, но у каждого своя рана, и она по сей день кровоточит.

Ольга Угрюмова, Радио LRT

2020.09.23 16:04

Сегодня – в День памяти жертв геноцида евреев Литвы, у Панеряйского мемориала состоялась памятная церемония, в которой приняли участие руководство страны, зарубежные дипломаты, представители Еврейской общины, общественных организаций, школьники. 

«Шоа – это Катастрофа. Но это не только катастрофа и трагедия еврейского народа. Это – катастрофа Литвы, катастрофа всего человечества. Это – катастрофа человечности, нашего сострадания и равнодушия», – сказал в своей речи у Панеряйского мемориала президент Гитанас Науседа.

– С какими мыслями Вы приезжаете к Панеряйскому мемориалу? – с таким вопросом журналист Радио ЛРТ Ольга Угрюмова обратилась к министру иностранных дел Линасу Линкявичюсу:

– Мысли, к сожалению, всегда такие же. Это темная часть нашей истории, скажем так. То, что произошло тогда – нельзя забыть, нельзя этого простить. И когда мы повторяем: это никогда не должно повториться – в этих словах много содержания. Я всегда думаю еще и об этом. Не только о том, как себя чувствовали люди, которых согнали сюда для того, чтобы убить. Это, конечно, большая трагедия, но для нас важно сделать все возможное, чтобы это никогда не повторилось. И тут уже от каждого из нас зависит, как будут развиваться события в мире. Так что чувства такие: и память, и уважение и, конечно же, скорбь.

– Мы довольно часто говорим о том, что существуют пробелы в системе просвещения, в том, как преподается Холокост.

Holokausto minėjimas Paneriuose / D. Umbraso/LRT nuotr.

– Существует ли в сознании нашего общества, я не имею в виду Еврейскую общину, дата 23 сентября?

На вопрос отвечает председатель Еврейской общины (литваков) Литвы Фаина Куклянски:

– Я думаю, что в последнее время больше обсуждают этот вопрос. Хотя бы из-за того, что появляются новые книги, люди может быть по-разному оценивают их, оценивают то, что они не знали до этого. Конечно, это – пробелы нашего образования. Не может быть такого, чтобы человек окончил школу, знал, что произошло в Литве в 16 веке, и не знал, что произошло в Литве во время Второй мировой войны. Но для того, чтобы молодые люди об этом знали и начали об этом говорить – кто-то должен им об этом рассказать. Рассказать нужно правду. И тут у нас появляются проблемы, где эта правда? И где историческая память? Поэтому многое еще предстоит сделать до тех пор, пока мы сможем с высоко поднятой головой, без всяких «больших речей» рассказать людям о том, что произошло; какова роль местного населения; сколько людей погибло в действительности; почему это произошло, почему именно евреев стали убивать. Это вопросы, на которые ответы за 77 лет мы так и не получили. Не получили и списка людей, которые участвовали в убийстве евреев. Когда будут ответы, тогда можно будет что-то сказать людям. О каком учебнике истории можно говорить сейчас, если историки между собой не могут решить многих вопросов.

– Фаина, как Вы считаете, достаточно ли усилий для просвещения общества прилагает Еврейская община ?

– Мы стараемся делать все возможное. Хотя бы напомнить о жизни литовских евреев. Но очень жаль, что в этом нет системы. Одни мы не можем этого сделать. Думаю, это обязанность и государства: рассказать о легальном положении евреев, их жизни в Литве и т.д. Еврейская история Литвы богатая и интересная. Отрадно, что государственное ТВ (ЛРТ) ведет передачи «Зохар», довольно-таки интересные, а самое главное – доступные, люди понимают, что там показывают. Но все, что касается массовых убийств, истребления еврейской общины… ведь и не все евреи готовы говорить о пережитом, об истории своей семьи. Но мы делаем все, что возможно, мы стараемся, – подчеркнула Ф. Куклянски.

Мэр Вильнюса Ремигиюс Шимашюс также считает, что в системе просвещения общества существуют проблемы:

– К сожалению, многие жители и гости нашего города попросту не знают о том, что Вильнюс был построен и руками еврейского народа. Для того, чтобы каждый из нас понял это, следует многое еще сделать. Для меня, как гражданина, как мэра города, участие в памятной церемонии имеет большое значение. Мне кажется, что памятные церемонии – намного важнее, чем памятники. У нас довольно много памятников, мемориальных досок. Люди собираются на их открытие, а потом забывают об этом, не обращают на них внимание. А памятные церемонии – это живое общение, живое напоминание о том, что произошло.

Произнеси имя убиенного – пусть память о нем живет…

Накануне Дня памяти жертв геноцида евреев Литвы, который отмечается 23 сентября, в Вильнюсской Хоральной синагоге прошла церемония чтения имен жертв Холокоста.

В исполнении кантора Шмуэля Ятома прозвучал Каддиш – поминальная молитва.

В годы Второй мировой войны от рук нацистов и их приспешников погибли шесть миллионов евреев. Во многих случаях было уничтожено все еврейское население целых городов. Не осталось никого, кто мог бы рассказать их историю и произнести имена. В этом и заключалась часть плана нацистов по “окончательному решению еврейского вопроса” в Европе.

В церемонии чтения имен жертв Холокоста приняли участие члены ЕОЛ, общественность города. По просьбе председателя Вильнюсской религиозной еврейской общины Симаса Левина, участники церемонии поделились историями своих семей, мыслями.

Ассоциация пути еврейского культурного наследия, LRT

Жизнь Израиля Бунимовича (1848? – 1929) достойна фильма: это история успеха бедняка и история невзгод успешного человека.

Он был сыном небогатого водоноса. С детства крутился как мог – в тринадцать уже работал клерком в одной компании, а позже, накопив денег и получив приданое первой жены Ханы, открыл собственное дело. Однако о его жизни и бизнесе до начала ХХ века мало что известно.

На фото: улица Басанавичюса

В 1913 году широкую огласку получила его сделка: в прессе писали, что банковская компания И. Бунимовича – крупнейший банк в Северо-Западном крае с филиалами в Ошмянах, Сморгони, Вильне – была продана Санкт-Петербургскому международному коммерческому банку.

И. Бунимович решил продать свой банк, поскольку собирался уйти на пенсию. Это решение было довольно необычным – успешно действовавшую компанию мог перенять кто-либо из его сыновей. Однако сам И. Бунимович объяснял такое решение просто: бедные евреи доверили мне свои деньги, и я обязан вернуть их нетронутыми, потому что не знаю, как мои дети с ними обошлись бы.

В 1938 году виленская газета «Наше время» писала, что И. Бунимович вернул своим клиентам вклады с процентами, но и сам не остался в накладе: у него осталось более двух миллионов рублей и недвижимость. Вместе со своим сыном Тобием И. Бунимович владел конфетно-шоколадной фабрикой «Виктория», однако в 1914 году она сгорела и уже не была восстановлена.

На фото: улица Басанавичюса

На фото: улица Басанавичюса

Не все в жизни И. Бунимовича складывалось удачно. Его самого крупные беды обошли стороной, но не пощадили детей. В семье И. Бунимовича росло восемь детей: сыновья Товий, Марк, Овсей, Илья, Давид, Ефим, дочери Берта, Елена и Зинаида.

После ужасов Второй мировой войны в живых остались две дочери И. Бунимовича – Зинаида, уехавшая в Москву, и Елена, поселившаяся в Париже. Сведений о других детях не сохранилось.

В Рокишском краеведческом музее была организована конференция «Вклад еврейской общины в культурное, политическое, экономическое развитие северо-восточного региона Литвы в период первой Литовской Республики». Конференция приурочена к году Виленского Гаона и истории евреев Литвы.

Сотрудница Купишского этнографического музея, историк Аушра Йонушите познакомила участников и гостей форума с еврейской историей Купишскиса, как евреи повлияли на экономическую, общественную и политическую жизнь города.

На фото: Историк А. Йонушите и инициатор конференции, заведующий отделом истории Рокишского краеведческого музея Г. Куялис.

На конференции были представлены две книги «Еврейская община Купишкиса. Связь между прошлым и настоящим» (2016) и «Здания и памятники еврейской общины Купишского края» (2017). Предисловие к обеим книгам написал бывший посол Государства Израиль в Литве Амир Маймон. Составитель – Аушра Йонушите.

Историк также рассказала и о готовящемся издании «Блюда еврейской кухни Купишкиса». Партнеры проекта – сотрудница Еврейской общины (литваков) Довиле Рукайте, эдукатор Наталья Хейфец, а также члены Каунасской еврейской общины. Свою помощь в осуществлении нового проекта предложил председатель Паневежской еврейской общины Геннадий Кофман.

Свои доклады о судьбах, наследии и истории евреев Зарасай, Пасвалиса и Рокишкиса на конференции представили директор Зарасайского краеведческого музея Илона Вайткявичене, специалист по охране историко-культурного наследия Пасвальского районного самоуправления Гражвидас Бальчюнас и заведующий отделом истории Рокишского краеведческого музея Гедрюс Куялис.

Автор фото: Раса Скайсгирите

По традиции, в первое воскресенье сентября в роще Пивония, что возле Укмерге, была почтена память расстрелянных здесь 12-ти тысяч евреев.

В памятной церемонии приняли участие члены Укмергской, Шяуляйской, Вильнюсской и Каунасской еврейских общин, представители районного самоуправления, посольства США.

Церемонию открыл лидер евреев Укмерге Артурас Тайцас. После небольшого экскурса в историю, А. Тайцас поблагодарил учащимся Центра Толерантности школы Дукстинос, которые с учителем истории Видой Пулкаунинкене на протяжении многих лет участвуют в памятных мероприятиях.

По традиции, в первое воскресенье сентября (в этом году 6 сентября) в европейских странах проходит День еврейской культуры, который знакомит всех желающих с наследием некогда многочисленных еврейских общин: до Второй мировой войны еврейское население Европы составляло 9 миллионов человек.  В этом году девиз Дня – «Дорогой евреев».

Интересную и разнообразную программу для жителей и гостей Вильнюса подготовила Еврейская община Литвы:

В кафе общины «Лавка бейгелей» –,,Beigelių krautuvėlė» (оно будет открыто с 9 утра) до 17.00 можно будет попробовать блюда литвакской кухни.

11.30 Официальное открытие праздника.

12.00 – 13.00 „Rakija klezmer orkestar“ выступит с концертом клезмерской музыки.

13.00 – 14.00 – выступление DJ.

13.00 – 14.00 – лекция-дискуссия Эвы и Виктора Томбак «Обожествление и демонизация евреев: антисемитские предрассудки».

13 – 14 экскурсия по еврейскому Вильнюсу с JERULITA (регистрация обязательна travel@jerulita.lt)

14.00 – 15.00 Плетение хал (регистрация обязательна kavine@lzb.lt).

14.00 – 15.00 директор столичной гимназии ОРТ им. Шолом-Алейхема Рут Рехес проведет урок иврита.

15.00 – 16.00 Свою программу представляет единственный в Литве ансамбль еврейской песни и танца «Файерлах».

16.00 – 17.00 эдукатор Наталья Хейфец познакомит с традициями Шаббата и расскажет о приготовлениях к большим праздникам.

13.00 – 14.00 раввин Вильнюсской Хоральной синагоги Шолом-Бер Крынски проведет экскурсию по синагоге (на английском языке).

Регистрация на мероприятия обязательна:

>>https://bit.ly/3baTwZg

Витаутас Бруверис, lrytas.lt

На Литву вновь обрушилась волна критики, связанная с отношением страны к Холокосту. На этот раз из-за того, что на пост советника главы Центра изучения геноцида и сопротивления жителей Литвы (LGGRTC) назначен публицист и общественный деятель Видмантас Валюшайтис.

На это резко отреагировала не только Еврейская община Литвы, но и влиятельная международная организация – Американский еврейский комитет (AJC). Руководители комитета даже назвали действия правительства Литвы в области увековечения истории Еврейской общины Литвы и Холокоста «лицемерными».

Тем временем сам Центр на международной арене приобретает все более незавидную репутацию – политического и идеологического националистически правого бункера, а не авторитетного и научно объективного ведомства.

Перехитрили других или себя?

В. Валюшайтис особенно активно отличается не только в области увековечения послевоенного сопротивления, но и является защитником (может, даже более активен и категоричен) марионеточных нацистских структур, Литовского фронта активистов (LAF), временного правительства от любых связей с нацистской идеологией, политикой и, конечно, с Холокостом.

В последнее время он, естественно, довольно активно защищал Йонаса Норейку («Генерал Ветра»), который был не только антисоветским резистентом, но и начальником нацистской администрации Шяуляйского уезда. Й. Норейка подписал приказы о формировании гетто и присвоении имущества евреев.

После того, как пост директора покинула бывшая руководитель LGGRTC Бируте Бураускайте, в кулуарах стали говорить о том, что на ее место готовят именно В. Валюшайтиса. У него были покровители не только в рядах правой оппозиции, но и среди правящих аграриев. Похоже, его положительно оценивали и высшие чины в правительстве и других государственных учреждениях.

Уже тогда это намерение вызвало недовольство у историков страны. Но от планов назначить В. Валюшайтиса на пост директора Центра (LGGRTC) решили отказаться т.к. стало понятно, как отреагируют на это решение на Западе: в США и в международных еврейских организациях. Поэтому было решено совершить якобы «хитрый» маневр – вместо В. Валюшайтиса руководителем LGGRTC был назначен ничего общего не имеющий с этой областью общественный деятель, один из лидеров Татарской общины Литвы Адас Якубаускас. Его характеризовали, как идеологически нейтральную фигуру, однако сразу после назначения он успел продемонстрировать своими заявлениями, что находится на той же стороне, где и господин В. Валюшайтис, и вся компания.

А. Якубаускас назначил В. Валюшайтиса своим советником, который будет отвечать не только за имидж Центра, но и за связи с общественностью, а также за исследования нацистской и советской оккупаций. На этот раз некоторые историки осудили это решение. Например, известные исследователи истории Литвы ХХ века, советской оккупации и сопротивления Арунас Стрейкус и Нериюс Шепетис заявили, что таким образом LGGRTC становится политической институцией, ведь В. Валюшайтис не является настоящим и объективным историком, а политически и идеологически тенденциозным деятелем, к тому же, именно он и будет реальным руководителем Центра, а не А. Якубаускас.

Это назначение вызвало недовольство Еврейской общины Литвы, которая заявила, что это компрометирует Центр, а В. Валюшайтиса назвала фальсификатором истории и открытым сторонником тех, кто распространял идеи антисемитизма.

В заявлении общины указывается, что позиция В. Валюшайтиса идет вразрез и с исследованиями международной комиссии историков (работу Комиссии, кстати, своим декретом подтвердил президент страны), подтверждающими антисемитский характер LAF-а и временного правительства Литвы.

Сам Валюшайтис, естественно, отвергает всю критику, утверждая, что «оперирует только фактами», которые «никто не может опровергнуть». В ряды его защитников встал и сам патриарх консерваторов Витаутас Ландсбергис. Этот лагерь утверждает, что цель всех «нападок» — это не только Центр изучения геноцида и сопротивления жителей Литвы, но и Литовское государство, а также основы его самоидентификации.

AJC призвал прекратить лицемерие

Официальная реакция Запада на произошедшее стала лишь вопросом времени.

На днях это событие вызвало возмущение у Американского еврейского комитета.

О многом говорит и тот факт, что высокопоставленные представители направили огонь уже не на отдельные личности, а на Центр изучения геноцида и сопротивления жителей Литвы и даже на правительство страны.

«Я высоко ценю работу Центра по исследованию преследований и страданий, которые выпали на долю граждан Литвы (среди них было много и литовских евреев) во время советского оккупационного режима. Однако Центр не только мало внимания уделяет истории Холокоста в Литве, но и старается ее скрыть и исказить.

В 2007 г. руководство Центра распространяло лживую информацию о бывшем узнике Вильнюсского гетто, участнике антигитлеровского партизанского движения Ицхаке Араде, который позже стал инициатором и первым директором Израильского музея Холокоста «Яд Вашем». Это послужило поводом для безосновательного следствия правоохранительных органов Литвы и навредило двусторонним литовско-израильским отношениям.

В прошлом году, когда мэр Вильнюса демонтировал мемориальную доску Й. Норейке, Центр стал защищать нацистского коллаборанта, повторяя антисемитскую пропаганду Третьего рейха. Это вызвало критику и у историков Международной комиссии по оценке двух оккупационных режимов в Литве.

Новый шаг Центра – назначение В. Валюшайтиса на пост старшего советника.  Этот бывший публицист и журналист, как отметила и Еврейская община Литвы, «специально искажает факты и предает гласности ложь, связанную с антисемитской деятельностью Литовского фронта активистов и временного правительства Литвы в 1941 г.».

Правительство Литвы является членом Международного альянса в память о Холокосте (IHRA). В прошлом месяце Литва поддержала принятое заявление, в котором «осуждаются все попытки восстановить репутацию лица, принявшего участие в преступлении. В то же самое время Литва финансирует работу Центра изучения геноцида, который именно этим и занимается. Это лицемерие должно закончиться», – заявил глава по международным связям AJC Эндрю Бейкер (Andrew Baker), который также является и представителем ОБСЕ по борьбе с антисемитизмом.

Ему вторит бывший представитель МИДа Польши по связям с еврейской диаспорой, а ныне – директор центрально-европейского бюро AJC Себастьян Реяк.

«Более двух десятилетий тому назад Литва смело начала процесс излечения и примирения со своей историей. Если этот процесс будет остановлен, а тем более пойдет вспять, литовскому обществу это не принесет какой-либо пользы.

Похожий опыт был у Польши: совсем недавно в общественных дискуссия доминировали примеры героизма, порой сомнительного, а темные страницы истории «вырывались» из книг. Чтобы «облегчить» процесс, был принят даже закон, но неудачно. Это также не послужило на пользу обществу и не помогло международной репутации страны», – утверждает С. Реяк.

«Как исследовательское учреждение, финансируемое государством, может рассчитывать на то, что человек, принятый им на работу, будет служить на благо своей страны, если он известен, как ревизионист Холокоста? Процесс открытия подлинной истории – очень болезненная терапия. Если на руках некоторых наших героев есть кровь, мы должны найти других героев.

Это бремя, которое старается нести зрелое общество. И не только Литва сталкивается с этим вызовом. Большинство соседних стран должны сделать выбор: сделать вид, что все хорошо, или продолжить лечение, даже если это трудно лечить», – подчеркивает представитель AJC.

30 августа 1860 года в Кибартай родился Исаак Левитан – «Пушкин русского пейзажа», открывший в конце XIX века для почитателей искусства простую красоту русской природы. За двадцать лет своего творческого пути художник оставил огромнейшее художественное наследие. Кто-то из современников назвал Исаака Левитана «удачливым неудачником»…

Великому художнику и в самом деле не слишком везло в личной жизни. О происхождении Левитана ходят различные версии. По официальной – он родился в семье литовских евреев Эльяша и Баси Левитан, и датой рождения считается 30 августа 1860 года. Мальчик был вторым ребенком из четверых детей в семье.

По второй версии, которая стала известна совсем недавно, Исаак был рожден в семье младшего брата Эльяша – Хацкеля и его жены Добры 3 октября 1860 года. И предположительно Исаак Левитан (Ицик Лейб) был взят из обнищавшей семьи Хацкеля на воспитание Левитанами в качестве “бедного родственника”. Эта версия объясняет то, что всю жизнь Левитан “…никогда и ничего о родных и детстве не говорил. Выходило, как будто у него не было совсем ни отца, ни матери. Порой казалось даже, что ему хотелось забыть об их существовании…».

Но как бы там ни было, Эльяш (Илья) Левитан, желая улучшить материальное положение и дать своим детям достойное образование, в начале 1870-х перевез семью в Москву, где они по-прежнему оставались жить в крайней нищете. Однако, когда сыновья решили учиться живописи, отец не стал противиться. И Авель Левитан, а вслед за ним и 13-летний Исаак поступают в художественное училище. Их так и называли во множественном числе: «Левитаны». Да уж и очень похожи были братья между собой.

Бедственное положение семьи было таковым, что руководство училища временами выделяло братьям материальную помощь, а в 1876 году они были освобождены от платы за обучение «ввиду крайней бедности» и как «оказавших большие успехи в искусстве».

А после смерти отца наступили худшие времена. В конце 1870-х их еврейская семья, как и все евреи, проживающие в столице, были выдворены из Москвы согласно указу императора Александра II после покушения на его жизнь. Левитаны поселились на съемной подмосковной даче в Салтыковке. В те трудные времена Авель и написал портрет брата, где тот изображен совсем юным.

А Исаак в то время запоями работал над пейзажами, не имея возможности показать кому-нибудь свои работы. Так как даже к железнодорожной станции не было в чем выйти: от ботинок осталась одна подошва, которую привязывал к ногам веревочками. Пиджак и брюки были изношены до дыр.

В училище Левитан был одним из талантливейших учеников. Его учителя Саврасов и Поленов прочили ему великое будущее пейзажиста. Но из-за многих причин, в том числе и национального фактора, Левитан был выпущен из училища в 1884 году со званием “неклассного художника”, что давало право преподавать лишь чистописание.

“Талантливый еврейский мальчик, – писал К. Паустовский, – раздражал иных преподавателей. Еврей, по их мнению, не должен был касаться русского пейзажа. Это было дело коренных русских художников”.

А в 1891 году Исаак Ильич был принят в члены Товарищества передвижников. Его неповторимые пейзажи за неплохие деньги приобретались коллекционерами. А через семь лет Левитану присвоили звание академика пейзажной живописи. Он стал преподавателем того самого училища, в котором был так низко аттестован. Материальное положение художника стабилизировалось, и в последние годы жизни он посетил Францию, Италию, Швейцарию.

После 30 лет Левитан стал очень болезненным: нищенская студенческая жизнь впроголодь давала о себе знать. Многие из знакомых утверждали, что художник, будучи студентом, иногда жил на три копейки в день. А лишившись жилья и спасаясь от холода в зимние морозы, тайком ночевал в училище.

Дважды за свою жизнь художник переболел тифом. После второго раза получил обострение сердечной болезни, которая и стала причиной кончины художника, не дожившего и до сорока лет.

Кроме того, Левитан страдал меланхолией, депрессией, суицидальным состоянием: он дважды пытался свести счеты с жизнью. И все из-за несбывшейся любви, неудовлетворенности собой и личной неустроенности. Исаак Ильич дважды стрелялся. Но, к счастью, попытки оказались неудачными. “Меланхолия дошла у меня до того, что я стрелялся. Остался жив, но вот уже месяц, как доктор ездит ко мне промывать рану и ставить тампоны…», – писал он.

Однако невзирая на все жизненные неурядицы, он имел большой успех у женщин. Его внешность была настолько притягательна, что не удивительно то, что с него написано множество портретов художниками современниками, в том числе Василием Поленовым, Валентином Серовым, а еще сокурсниками Николаем Чеховым, Алексеем Степановым.

«Левитан вообще отличался редкой красотой, — пишет биограф живописца Иван Евдокимов. — Черты его смуглого лица были удивительной правильности и тонкости. Темные волосы юноши вились. Но главное обаяние Левитана заключалось в его огромных, глубоких, черных и грустных глазах.»

Женщины влюблялись в красавца художника и теряли головы, но не смотря это, личная жизнь бедного художника так и не сложилась. Хотя он был достаточно влюбчив, и иногда ради объекта своей страсти совершал безумные поступки.

“Пейзажи Левитана ближе к музыке, чем к живописи”

А вот простой русский пейзаж для художника был выше всякой любви: «Почему я один? Почему женщины, бывшие в моей жизни, не принесли мне покоя и счастья? Быть может потому, что даже лучшие из них – собст­венники. Я так не могу. Весь я могу принадлежать только моей тихой, бесприютной музе, всё остальное – суета сует…»

Ученый-естествоиспытатель К. Тимирязев как-то сказал: «Левитан — это Пушкин русского пейзажа». И был прав. Легкость стихотворений Пушкина и виртуозной кисти Левитана — это гениальное мастерство, доведенное до уникального совершенства.

Мастер обладал уникальным даром «заставить говорить» сам пейзаж. Для этого ему совершенно не нужны были “ни люди, ни животные, ни даже птицы”. Его преподаватель А. Саврасов говорил: «Ты должен научиться писать так, чтобы жаворонка на холсте было не видно, а пение его — слышалось». Что Левитан и воплощал в своих “пейзажах настроения”

Полотно «Осенний день. Сокольники» – одна из самых знаковых работ в творчестве Исаака Левитана, благодаря которой он стал известен как живописец-пейзажист.
В 1879 году этот холст у студента Московского училища живописи и ваяния Левитана приобрел сам Павел Третьяков за 100 рублей. Для сравнения: десятью годами позже за картину «У омута» он выложил живописцу уже три тысячи.

Что примечательно, фигуру девушки в темной одежде написал Николай Чехов, художник и родной брат знаменитого писателя Антона Павловича, с которым Левитан дружил со студенческих лет.

По истечению двух лет после смерти художника брат Авель поставил на его могиле памятник. А весной 1941 года могила Левитана была перенесена на Новодевичье кладбище.

Источник: kulturologia.ru

23 августа в городе Симнас (Алитусский район) состоялось мероприятие, посвященное 500-летию городского костела. В этом году Симнасу присвоено звание “Малой культурной столицы Литвы”. В торжествах приняли участие представители духовенства, городской власти, музыканты, оперные исполнители.

На фото: Ф. Куклянски и кардинал С. Тамкявичюс

На праздник была приглашена и председатель Еврейской общины (литваков) Литвы Фаина Куклянски.

Возле католического храма стоит отреставрированная синагога, которая была построена в 1905 г. На втором этаже синагоги располагалась еврейская школа. С 1952 года в ней действовал дом культуры с залом на 250 мест, а позже – школьный спортзал. Сейчас синагога является собственностью самоуправления Алитусского района.

После Второй мировой войны здание синагоги было отдано под Дом культуры и спортивный зал. После восстановления независимости синагога получила статус культурного памятника. Сейчас городские власти решают, как задействовать здание синагоги.

Более года назад на здании синагоги Симнаса была установлена мемориальная доска, увековечившая память культурного и духовного центра еврейской общины города. Спонсор установления памятного знака – Илья Голдовт (Бостон, США), Близкий родственник Ильи – аптекарь Давид Питлер, а также большинство евреев Симнаса (414 человек), были убиты нацистами и их местными пособниками 12 сентября 1941 г. в соседнем лесу.

Евреи стали селиться в расположенном на западе от Алитуса местечке Симнас в начале XVII века. В 1914 году в Симнасе проживало 786 евреев (при тогдашней общей численности населения – 1979 человек).

Марина Яновская, Израиль

Леа (Лея) Гольдберг – поэт, переводчик, исследователь литературы, автор сказок для детей, произведений для взрослых. Песни на ее стихи – серьезная часть выдающегося культурного наследия Израиля.

В жизни

Леа (Лея) Гольдберг родилась в 1911 году в Кенигсберге в семье литовских евреев. Во время Первой мировой войны семья Гольдбергов некоторое время жила в Саратовской области, а затем перебралась в Ковно (Литва), где девочка начала обучение в еврейской гимназии. В 1926 году она впервые опубликовала стихи на иврите в литовской еврейской газете. Спустя два года Леа Гольдберг начала учиться в литовском университете по специальностям семитология и германистика, изучала философию, классическую и современную мировую, в том числе и русскую, литературу. В начале тридцатых годов в университете Берлина Леа Гольдберг слушает лекции по семитологии и философии. Затем она окончила Боннский университет со степенью доктора философии, а вскоре была удостоена звания профессора философии.

В Эрец-Исраэль Леа Гольдберг приехала в 1935 году и поселилась в Тель-Авиве. Описание одного из красивейших уголков самого сердца Тель-Авива мы находим в сборнике рассказов “Мой друг с улицы Арнон”. Вскоре она примкнула к литературной группе модернистов “Яхдав” (“Вместе”), которую возглавлял Авраам Шлионский. Группа издавала еженедельник, где стали появляться стихи Гольдберг. И в этом же году началась ее поэтическая карьера в Эрец-Исраэль: вышел в свет сборник стихов “Табаот ашан” (“Кольца дыма”), о котором Авраам Шлионский отозвался с одобрением. Так на горизонте ивритской литературы появилось новое имя.

В первые годы своей жизни в Эрец-Исраэль Леа Гольдберг преподавала в старших классах школы, и также, как и многие из ее коллег, сочиняла рифмованные тексты для рекламы. Спустя некоторое время она начинает карьеру театрального и литературного критика под псевдонимом Ада Грант: сперва в газете “Давар”, а затем в “Мишмар”. С 1949 года Гольдберг становится литературным консультантом театра “Габима”. Многие из стихотворений Леа Гольдберг, в том числе детские, были впервые опубликованы на страницах газет и журналов.

Несмотря на то, что Катастрофа европейского еврейства непосредственно не коснулась Леа Гольдберг, чуткая душа художника не могла не отозваться на трагедию своего народа, свидетельством чему является написанное в 1944 году произведение “Из моего старого дома”.

В поэзии

Взрослое население Израиля знает Леа Гольдберг в первую очередь как поэтессу, автора тонких лирических стихотворений. Поэтический стиль Леа Гольдберг близок литературной манере молодых поэтов подмандатной Палестины, в основном выходцев из стран Восточной Европы. Однако, в отличие от большинства своих современников, она не писала стихов на злободневную, политическую, национальную тематику.

В своем творчестве она не вдается в политику, не касается ни истории, ни актуалии, не читает мораль и не поучает, в ее поэзии нет ни излишней слащавости, ни сентиментальности. Произведения Леа Гольдберг с глубоким и многогранным философским подтекстом стилистически отточенны и вместе с тем не элитарны, вполне доступны пониманию любого читателя. Язык ее поэзии лаконичен, поэтическое высказывание с годами приобретает характер все большего обобщения. Она в совершенстве владела такими сложными поэтическими формами, как терцина и сонет, причем варьировала форму сонета в сторону еще большей сложности: не 14, а 13 строк. Сочетание изысканной формы и ясного содержания особенно проявляется в ее поздней лирике, напоминая лучшие лирические стихи С. Я. Маршака. Присутствуют в лирических стихах Леа Гольдберг элементы романтизма, сказывающиеся в их близости к народным источникам. Многие лирические стихи звучат как обработки народной поэзии.

В творчестве Леа Гольдберг ярко проявляются и сионистские мотивы, но без излишней патетики. Немало стихотворений она посвятила Иерусалиму, причем столица Израиля лишена в ее стихах ореола святости и прославления.

Вместо преклонения перед городом царей на экране ее воображения возникают камни и колючки, на месте величественных картин глаз автора видит заурядную желтенькую бабочку. Весь пейзаж уныл и безрадостен, скромен и скуден.

Именно благодаря таким качествам, как искренность, полное отсутствие велеречивого пафоса в противовес дежурному трескучему прославлению, поэзия Леа Гольдберг находит отклик и у следующих поколений, она прорывается в будущее. В этом ее сходство с одной из наиболее мистических личностей израильской поэзии – Авраамом Халфи.

Помимо стихов, переводов, произведений детской литературы, Леа Гольдберг написала единственное драматическое произведение – пьесу “Владелица замка”. Пьеса эта ставилась на сценах не только нашей страны, но и за ее пределами. Сделала Леа Гольдберг вклад и в прозу, написав два романа “Ве ху – ха-ор” (“И он – светоч”) и “Письма из выдуманного путешествия”. Оба романа автобиографичны. К мемуарному жанру можно отнести “Встречу с поэтом” (воспоминания о поэте Аврааме Бен-Ицхаке).

В научной деятельности

Несомненной заслугой Леа Гольдберг является тот факт, что она создала и возглавила отделение сравнительного литературоведения в Еврейском университете в Иерусалиме, а затем стала его адъюнкт-профессором. Будучи членом-корреспондентом Академии языка иврит, она активно участвует в ее работе. Леа Гольдберг владела семью языками, в том числе итальянским, французским, известны ее переводы Бодлера, Петрарки. Но основными языками перевода были русский и немецкий. Своим родным языком Леа Гольдберг ощущала русский, к которому она испытывала особую нежность на протяжении всей своей жизни. В последние годы жизни писательница готовила серию переводов сочинений Достоевского. Среди несомненных ее достижений, кроме вышеупомянутых, можно назвать переводы произведений Александра Блока, А. П. Чехова, М. Горького, Шекспира, Брехта (“Добрая душа из Сезуана”), Генриха Манна, Генрика Ибсена, “Из русской народной поэзии”.

Леа Гольдберг опубликовала ряд критических статей о творчестве Петрарки, о времени Александра Блока и новой русской поэзии, а также биографический очерк о Пушкине. Спорна ее точка зрения на творчество Пушкина: она считала, что многие произведения великого поэта были несамостоятельны, являлись прямым подражанием французским источникам. Не успело увидеть свет при ее жизни обстоятельное исследование творчества Достоевского.

Незадолго до своей смерти Леа Гольдберг познакомилась с творчеством А. Солженицына и высоко оценила его, но перевести не успела. Наиболее фундаментальной работой в области перевода стал, конечно же, роман “Война и мир” Льва Толстого. Тем самым она несравненно обогатила израильскую ивритскую литературу. Помимо художественного перевода глобального романа русского классика, Леа Гольдберг написала глубокое, монументальное исследование “Единство человека и мироздания в творчестве Толстого”. Литературоведческое творчество Леа Гольдберг включает в себя научные монографии о теории стихосложения, о русской литературе 19-го века. Говорят, что человек талантливый одарен во многих областях. Это положение вполне применимо к Леа Гольдберг. В последние годы своей жизни она совершенно неожиданно начала рисовать, выполнила иллюстрации к некоторым собственным книгам. Ее летучий и точный штрих напоминает пушкинскую манеру рисунка.

Для детей

Автор детских стихов, повестей и рассказов, которые стали классикой детской литературы, Леа Гольдберг в своих призведениях создавала полноценный контакт между взрослым и ребенком. Взрослый персонаж ее детских книжек остается самим собой, но вместе с тем не забывает, что был ребенком. Поэтому ее книги для детей сохранились в сокровищнице детской литературы. Занимательные, полные юмора, тепла, оригинальные произведения для детей, несмотря на то, что являются обязательным чтением для школьников, заслуживают большую любовь маленьких читателей, продолжают вызывать у них неподдельный интерес.

Леа Гольдберг не снисходит к детям, не поучает, не подчеркивает разницу в возрасте. Она просто ведет с ними беседу. На равных. Большой вклад сделала Леа Гольдберг в переводы и издание произведений детской литературы. Благодаря ей израильские дети знакомятся с классикой русской (и не только) детской литературы. Она перевела на иврит “Алые паруса” А. Грина, “Белеет парус одинокий” В. Катаева, “Детство” М. Горького, рассказы М. Пришвина, стихотворения К. Чуковского, С. Маршака (“Почта”, “Вот какой рассеянный”). В ее переводах нашли новую жизнь сказки братьев Гримм, сказки разных народов, арабские “Сказки тысячи и одной ночи”, увлекательные повести Астрид Линдгрен.

В музыке

Музыкальность поэзии Леа Гольдберг постоянно привлекает внимание как ведущих, так и молодых израильских композиторов-песенников. К ее стихам обращается Йони Рехтер (песня и музыка к спектаклю для детей “Чем заняты лани”), Шем-Тов Леви (“Из песен голубя и розы”, “В том краю, где умолкают”), Шалом Ханох (“Почему ребенок смеялся во сне”), Авнер Кенер (“Старый поэт”), Мики Габриэлов (“Время в деревне”) и многие другие. Многие из этих песен прославились в исполнении Арика Айнштейна.

Потаенные страницы

Личная жизнь Леа Гольдберг была ею тщательно скрываема от досужего любопытства. Тем не менее ряд произведений автобиографического характера в какой-то мере позволяет проникнуть в ее внутренний мир. Леа Гольдберг постоянно влюблялась в мужчин, которые были намного старше нее. Каждая очередная любовь была слепой и безответной.

В течение своей жизни она вела дневники, но записи появлялись там лишь в моменты душевной слабости, только от печали. На протяжении жизни поэтессы практически через всю ее лирику проходит тема неразделенной любви. В жизни Леа не было ни одного мужчины, ее романы были чисто платоническими, виртуальными, она так никому и не призналась в любви. Все свои тайны Леа Гольберг хранила в святая святых своего сердца, в недосягаемости от праздных зевак. Вершиной ее поэтической интимной лирики стал цикл сонетов “Любовь Терезы дю-Мон”, где центром является образ вымышленной аристократки 16 века, влюбившейся в гувернера своих детей. Но в своем творчестве она воспевает томление и неразделенную любовь не абстрактно.

Образ Терезы дю-Мон был навеян реальными фактами из жизни Леа Гольдберг, которые стали известны сравнительно недавно. Она была тайно и безответно влюблена в Жака, молодого швейцарца, студента Еврейского университета, свидетельство чему сохранилось в ее дневниках: “Я прекрасно понимаю, что этот юноша не может видеть во мне ничто иное, нежели друга, намного старшего по возрасту и обладающего огромным жизненным опытом. Стареющая женщина не имеет права в силу своего возраста и должности позволить себе даже самую малую мысль о любви. Это меня вовсе не оскорбляет и не унижает. Возможно, я в какой-то мере счастлива от того, что влюблена в него”. Жак вернулся на родину, и Леа написала цикл сонетов “Любовь Терезы Дю-Мон”.

Впоследствии записала в дневнике: “Он пробудил меня к жизни. Сделал важное дело для ивритской литературы”.

Леа Гольдберг с детства считала себя непривлекательной, не испытывала удовольствия от собственного облика, не любила видеть себя в зеркале. Манерой одеваться и поведением она отчетливо напоминала сухую чиновницу, типичный синий чулок: хрипловатый голос, отчетливая профессорская, лекторская дикция, бесформенные, безвкусные однотонные костюмы, вечная сигарета в углу рта. Прекрасны были огромные глаза, зеркало души. Педантизм, самокритика и критическое отношение к окружающим не способствовали женской привлекательности. При этом ее всегда интересовали отношения мужчины и женщины.

Знакомые вспоминают, что в детстве она вырезала из журналов картинки мужчин и женщин, раскладывала их по парам и сочиняла рассказы об их жизни и взаимотношениях. В кажущихся странностях Леа Гольдберг присутствовал трагический компонент: душевная болезнь отца. Именно это послужило причиной того, что она поставила крест на личной жизни.

В тот период, когда она написала цикл стихов “Завтра” (1949), Леа Гольдберг жила вдвоем с матерью, и скончалась она одинокой в возрасте 69 лет. Мать Леа Гольдберг ненадолго пережила ее.

Стихотворение “Завтра” посвящается неизвестному возлюбленному, предположительно, поэту Аврааму Бен-Ицхаку (по прозвищу “Сона”). Он был намного ее старше и был таким же скрытным человеком. Она почитала его и написала о нем книгу мемуаров. Леа Гольдберг была единственной, к кому он относился терпеливо, не захлопывал перед ней дверь и не швырял телефонную трубку. “Любить он не умел, но и она тоже страдала от душевной неполноценности. Гольдберг вообще не обладала способностью поддерживать дружеские связи”, – так считает психолог Амия Либлих, автор книги “О Леа”.

В последние годы в лирических стихах Леа Гольдберг стал заметно преобладать один из любимых нюансов – тональность и образы ночи. Уже после смерти поэтессы поэт и критик Гершом Шолем отмечает: “В ее облике привлекает неожиданное соединение застенчивости и гордости, любви и страдания”. Интересно, что в некоторых лирических стихотворениях Леа Гольдберг отчетливо слышна тоска по давно оставленной ею стране, земле детства, выраженная, в частности, в воспоминаниях о снеге. Из других часто встречающихся образов – символика раздвоения, две родины. Это близко, понятно и больно сладкой болью любому, кто прошел процесс вживания в другую действительность, но искоренить свое прошлое до конца не может и не хочет. Да и не надо.

“О себе”

Мой век в моих стихах запечатлен,

Как возраст дерева – в его годичных кольцах,

Как возраст мой – морщинами на лбу.

Слова мои отнюдь не тяжелы –

Они как будто клапаны для грез.

А эти снимки   Прозрачны, как оконца у церквей,

Сквозь них   Ты можешь видеть,

Как в небесах сменилось освещенье,

И падают,

Как птицы, умирая на лету,

Мои былые чувства.

(Перевод Я. Хромченко)

Новые документы о Лее Гольдберг

Ницан Зеира, автор и режиссер, в течение двух лет проводил всеобъемлющее исследование творчества и личной жизни поэтессы, с целью, в дополнение к уже сделанному, создать биографический фильм о Лее Гольдберг. Для этого он задействовал некоторое количество помощников, которые перечитали ее дневники, письма, книги, расспросили людей, знавших Гольдберг лично. Основная сложность биографии заключается в ее ужасающей – для внешнего взгляда – прозаичности. То ли дело Александр Пэн – коммунист, боксер, пьяница, бабник, тяжелая болезнь в последние годы. Или Альтерман – ходок, покоритель женских (да и мужских, но не в том смысле) сердец, трагическая история с самоубийством дочери, поэтессы Тирцы Атар. Жизнь Леи Гольдберг таких взрывов не знала.

Исследование оказалось успешным еще и потому, что стал возможным доступ к наследию поэтессы. Из личных документов встает портрет крайне неуверенного в себе человека, склонного к рефлексированию, самобичеванию. Так, в возрасте 21-го года, когда она вот-вот станет доктором филологии Боннского университета, Леа пишет в дневнике: “Я нищая в этом мире, потому что у меня совершенно нет никакой положительной самооценки. Об этом я пишу впервые в жизни: у меня нет никакой цели, никакой любви, веры, нет ничего”.

В 1935 году она прибыла в Эрец-Исраэль и влилась в группу литераторов во главе с Авраамом Шлионским и Натаном Альтерманом. Вписалась в жизнь тель-авивской богемы, жила на средства от преподавания в школе, а стихи издавала на деньги, вырученные от написания рекламных текстов. Но даже в этих речевках она умудрялась сохранять высоту и чистоту языка иврит.     Еще одним талантом обладала Леа Гольдберг – художественным. Она рисовала прекрасно. Но особенно не выдавала наружу этот свой дар. Большинство ее рисунков, а также творческие наследия многих выдающихся людей израильского искусства, хранятся в “Махон гназим”, условия в котором далеки от идеальных. Среди ее рисунков был совершенно случайно найдет портрет Леи Гольдберг работы Нахума Гутмана.

В своей обычной позе, со сложенными руками, в одной из которых дымится неугасимая сигарета. За столом в кафе на улице Яркон, который был ей и стол, и дом. Этот рисунок будет передан в музей Гутмана в Неве-Цедеке, отснят для обложки диска.     Вместе с художником Арье Навоном Леа Гольдберг работала в детском журнале “Давар ле йеладим”, создав популярный комикс 40-х годов “Ури-Мури”. К Навону она испытала неразделенную любовь. “Говоря простым языком, мне нехватает сексуальной удовлетворенности. Это так просто, не любой мужчина, кроме Арье, вызывает у меня отвращение”, – из дневников.

В годы своей жизни в Тель-Авиве Леа Гольдберг принадлежала к группе литераторов-авангардистов “Яхдав” (“Вместе”). Став профессором Академии, Лея Гольдберг основала секцию сравнительной литературы. Каждое лето выезжала в Европу, где чувствовала себя как дома.     Вокруг Гольдберг сформировалось поколение молодых поэтов, среди них Йегуда Амихай, Дан Пагис, Далия Равикович, Авнер Трейнин, Тувья Ривнер. “У меня есть чувство ответственности по отношению к ним”. Натан Зах выдал жесткую критику на ее книгу стихов “Рано и поздно” (а кого он, Натан Зах, впрочем, не обидел?) в 1959 году. “Сентиментальна и однообразна” – таков был приговор. К тому же мачоистский состав иерусалимской Академии не был готов относиться на равных к женщине, да еще и к поэтессе. В последние годы жизни Леа Гольдберг страдала от приступов депрессии, вплоть до мыслей о самоубийстве. В эти же годы, когда стихи выходили с меньшей легкостью, она стала гораздо больше рисовать.

До последних дней она жила вдвоем с матерью Цилей на улице Арнон, 15, в самом сердце северного Тель-Авива. Об этом доме она написала книгу для детей “Мой друг с улицы Арнон”. В 50-е годы она переехала в Иерусалим, в район Рехавия, на улице Альфаси, эту квартиру ей предоставил Еврейский университет, где она преподавала литературу. Связь с матерью была очень тесной. В 1952 году Леа записала в дневнике: “Бывают дни, когда я думаю, что, если бы не мама, я бы капля за каплей собрала яд и отравилась”. Затем: “Совместная жизнь с мамой для меня тяжела. Мне нехватает для этого душевного равновесия. Очень часто я чувствую, что последние годы в моей жизни совершенно излишни”.

В 1970 году у Леи Гольдберг был обнаружен рак груди в запущенном и неоперабельном состоянии. Узнав о своей болезни, она была даже рада: “Вот здорово, наконец-то я смогу рисовать, сколько захочу”. Вдобавок обнаружился рак легких, и неудивительно: сколько сигарет она выкурила за свою жизнь. Ее последние слова были: “Но мама, что будет с мамой?”. В том же году она скончалась. Мать пережила Лею Гольдберг на 12 лет.