Золотые книги

Золотые книги

lechaim.ru

Аллан Надлер. Перевод с английского Любови Черниной

Недавняя новость о том, что Институт еврейских исследований (YIVO), где хранится крупнейшая и важнейшая в мире коллекция книг на идише, за один день разом уволил всех библиотекарей и главного архивиста, потрясла всех студентов, ученых и любителей идиша. Библиотекари YIVO почти столетие помогали тысячам исследователей истории, языков и культуры восточноевропейского еврейства. За 36 часов петицию, осуждающую увольнение, подписала тысяча академических работников, писателей, публичных интеллектуалов и бывших сотрудников YIVO.

Последовали громкие выходы из попечительского совета YIVO и малопонятные пресс‑релизы. Тем временем очередная рассылка была озаглавлена «500 книг из личного собрания Хаима Граде добавлены в каталог библиотеки YIVO». Сообщение об учреждении «Мемориальной библиотеки Хаима Граде» сопровождалось фотографией нескольких книг, стоящих на книжной полке. Читатели, помнившие, что восемь лет назад YIVO выиграл долгую судебную борьбу за библиотеку великого еврейского писателя с Гарвардом и Израильской национальной библиотекой, могли заинтересоваться местонахождением еще 19 500 томов из собрания Граде, а также причиной, по которой YIVO решил проиллюстрировать эту новость четырьмя разрозненными томами Гёте и одной из многочисленных историй антисемитизма Роберта Уистрича, которую сейчас можно купить на «Амазоне» примерно за 14 долларов. Граде был, возможно, самым эрудированным идишским писателем ХХ века — зачем же использовать фотографию книг, которые можно с легкостью купить на распродаже? И гораздо более важный вопрос: а кто займется каталогизацией остальных книг?

С момента основания в 1925 году в Вильне (тогда это был город Вильно в Польше, а сегодня столица Литвы Вильнюс) до настоящего времени — и невзирая на разрушение главного здания нацистами в 1941 году и переезд в Нью‑Йорк — YIVO был главным мировым центром академических исследований во всем, что связано с идишем. Сегодня почти полмиллиона томов, хранящихся в YIVO, а также исследователи, которым нужны эти книги, внезапно оказались в положении овец без пастуха.

Самая ценная часть современной библиотеки YIVO, так называемая Виленская коллекция, буквально состоит из уцелевших в Холокосте. Эти книги и рукописи представляют собой ценнейшие библиографические памятники исчезнувшей еврейской цивилизации Восточной Европы. Они были избавлены нацистскими мародерами от уничтожения и отправлены во Франкфурт для сохранения в планировавшемся Гитлером Институте изучения еврейского вопроса. Хотя многие из уцелевших книг до войны хранились в библиотеке YIVO в Вильне, львиную долю их составляет виленская библиотека Страшуна — крупнейшая и известнейшая довоенная еврейская публичная библиотека. В недавно изданном Даном Рабиновичем увлекательном исследовании документов из этой «потерянной библиотеки» рассказана потрясающая (хотя и не совсем законная) история попадания в YIVO в 1947 году примерно 27 тыс. томов из библиотеки Страшуна, в том числе книг из личной библиотеки ее основателя, Матитьяу Страшуна.

Портрет Матитьяу Страшуна

«Ди Страшун библиотек», известная под своим идишским названием, была самой доступной из мировых довоенных библиотек по иудаике. Ее легендарный читальный зал был гаванью еврейского интеллектуального плюрализма. Набожные раввины нередко сидели рядом с молодыми нерелигиозными читателями и читательницами с непокрытыми головами на скамьях, стоявших вокруг вечно переполненных столов читального зала.

Основу библиотеки Страшуна составляли раввинистические сочинения и литература на иврите от средневековья до современности (хотя в библиотеке хранились книги на десятке языков, процент книг на идише в этом собрании был удивительно небольшим). Главный библиотекарь Хайкл Лунский, бородатый, набожный, но придерживавшийся экуменических взглядов еврей, всегда был на посту — даже по субботам, после синагоги (библиотека была открыта, но пользоваться ручками и карандашами запрещалось) — и готов помогать читателям.

Библиотека располагалась в старом еврейском квартале, который назывался Дер Шулхойф (одноименный классический роман Граде с любовью описывает этот замкнутый еврейский анклав, в том числе библиотеку и ее посетителей). Блестящее новое виленское здание YIVO, наоборот, было построено в 1925 году в современной части города, за пределами Шулхойфа, где жили и евреи, и поляки‑католики. Все в YIVO было современным, отказом от ограниченного прошлого, в котором доминировали раввины, а также от элитизма немецкой Wissenschaft des Judentums (науки о еврействе) XIX века, где господствовали тщательные исследования текстов, а народная культура и социально‑экономическая история евреев игнорировались. (Буква V в аббревиатуре YIVO означает идишское слово виссеншафт, но, как заметил Макс Вайнрайх, это было скорее виссен вос шафт, то есть знание, которое можно было как‑то использовать, а не надмирные рассуждения историков идей.)

На фото: Главный читальный зал библиотеки Страшуна. Библиотекарь Ицхак Страшун стоит на переднем плане.

YIVO был основан, чтобы стать лидером в изучении современных еврейских масс и их фольклора, культуры, музыки, психологии и истории. Его основателей мало интересовали раввинистические труды, составлявшие костяк библиотеки Страшуна. Хотя две библиотеки работали в Вильне, они действовали независимо друг от друга, пока нацисты не уничтожили их обе. Нет данных, которые бы свидетельствовали о существовании хотя бы межбиблиотечного абонемента, не говоря уже о более глубоких формах контактов.

Так как же получилось, что YIVO унаследовал почти 30 тыс. уцелевших книг из библиотеки Страшуна? Известный ивритский и идишский писатель и директор Центральной раввинистической библиотеки в «Гейхал Шломо» в Иерусалиме, ныне покойный Цви Гаркави с гневом заявлял: «Какое отношение [светские] идишисты из Нью‑Йорка имеют к раввинистической библиотеке, пожертвованной [раввином] Матитьяу Страшуном виленской общине?» К большой неловкости для YIVO, Гаркави еще и внучатый племянник Страшуна, и он активно, хотя и безуспешно лоббировал «возвращение» книг в библиотеку «Гейхал Шломо». Но в конце концов ему удалось получить только дубликаты из виленской коллекции YIVO, несмотря на активную поддержку израильского Министерства по делам религий и всех без исключения членов израильской Ассоциации евреев — выходцев из Вильны. Последняя глава «Утраченной библиотеки», метко озаглавленная «Еще один порт захода», впервые целиком рассказывает историю упорной борьбы YIVO с еврейским государством по поводу книг Страшуна. В 1956 году заместитель министра по делам религий Израиля, депутат кнессета раввин Зерах Вархавтиг направил в YIVO официальное письмо с требованием «репатриации» книг Страшуна в Израиль. Три года спустя Иерусалимский верховный раввинский суд постановил, что «Гаркави — единственный [живой] наследник библиотеки Страшуна», но юрисдикция израильского бейт дина, каким бы верховным он ни был, в Америке не действует, и YIVO с легкостью проигнорировал это решение. Если бы Израиль стал национальным государством годом раньше, американцы вернули бы ему бесчисленные сокровища, в том числе книги Страшуна.

Я могу утверждать, что за те десять лет, когда я занимал пост директора YIVO по научной работе, подразумевавший и надзор за библиотекой, практически никто не обращался в YIVO в поисках библейских, талмудических или средневековых священных текстов — все их в изобилии можно найти в Нью‑Йоркской публичной библиотеке, а также в библиотеках Еврейской теологической семинарии, Ешива‑университета и Еврейского института религии «Хибру юнион колледж». Так что повторю вопросы: как и почему коллекция Страшуна оказалась в YIVO? Сложная, до недавнего времени неизвестная и часто сознательно искажавшаяся история послевоенной судьбы этой величайшей из еврейских публичных библиотек наконец‑то рассказана полностью в превосходном исследовании Рабиновича.

Когда Наполеон Бонапарт вошел в легендарный виленский Шулхойф и увидел великолепие Большой синагоги, он воскликнул: «Это Иерусалим севера!» Неважно, правдива ли эта история, но еврейская Вильна процветала еще полтора столетия. Это был крупнейший в Восточной Европе центр раввинистической учености, но одновременно и первый и важнейший центр еврейской модернизации, крупнейшее гнездо еврейской Гаскалы и самых разнообразных культурных и политических течений ХХ века. В Вильне родились первый современный ивритский поэт Йеуда‑Лейб Гордон и первый ивритский прозаик Авраам Мапу. Этот город был главным в Восточной Европе центром сионизма и гебраизма, а одновременно и местом рождения идишеговорящего Еврейского рабочего союза (Бунда) и, разумеется, YIVO.

Все это было разрушено, когда нацисты и преданные им литовские коллаборационисты уничтожили 90% евреев Виленской области в лесу в Понарах. Но нацисты решили, что некоторые книги достойны сохранения — в том числе тысячи томов из оригинальной коллекции раввина Страшуна, — и отправили их во Франкфурт. Их сложили на огромном складе неподалеку от Оффенбаха, где после войны аккуратно разложили по местам происхождения владельцев. Так получилось, что ящики с коллекциями из YIVO и из библиотеки Страшуна оказались рядом на первом этаже Архивного хранилища в Оффенбахе (OAD).

Только когда Франкфурт попал в американскую зону оккупации, знаменитые теперь «охотники за сокровищами» нашли огромные ящики, содержавшие уцелевшие остатки библиотек YIVO и Страшуна. Распределением этих богатств занимался американский полковник Сеймур Помрензе (его брат занимал видный пост в попечительском совете YIVO), а затем глубоко образованный и талантливый библиограф Айзек Бенкович, и граница между двумя библиотеками размылась почти до неузнаваемости. Когда в 1946 году в Оффенбах приехала историк Люси Шильдкрет (впоследствии Давидович), любимая ученица тогдашнего директора YIVO Макса Вайнрайха, они втроем придумали никогда не существовавшие «связи» между YIVO и Страшуном. Подробно описывая эту ситуацию, Рабинович показывает, что Вайнрайх, Помрензе (который придерживался версии, предложенной директором попечительского совета YIVO Маркусом Юлиусом Увелером) и Давидович излагали каждый свою версию слияния библиотек YIVO и Страшуна — от вымышленной советской «супербиблиотеки», объединившей их еще до нацистской оккупации, до воображаемой организации под названием «Ассоциированные (виленские еврейские) библиотеки» или апокрифического рассказа, в соответствии с которым руководство библиотеки Страшуна просило YIVO забрать себе книги вскоре после начала войны. Все это историческая чепуха, но чепуха, выдуманная ради научных интересов, а может быть, даже во имя высших благих интересов, поскольку о возрождении речи не было, а ценные книги должны были попасть хоть куда‑нибудь.

Хотя Рабинович старательно избегает сенсационности, фиксация истории о том, как Давидович в конце концов удалось переманить на свою сторону капитана американской армии Джозефа Хорна, генерального директора OAD, дает основания подозревать определенный романтический элемент, благодаря которому ей удалось одержать победу. Так, в нескольких строго конфиденциальных письмах, отправленных ею Вайнрайху с февраля по май 1947 года, она описывает Хорна как «человека очень слабого и эмоционального <…> слишком робкого, чтобы быть нечестным, и слишком разумного, чтобы брать на себя риск <…> боящегося за свою работу, потому что дома его ничего хорошего не ждет». В более позднем письме Давидович даже хвасталась, что «личные отношения с Хорном» позволили ей «познакомиться не только с ним, но и с хранилищем так близко, как никто другой в нынешней Германии». Хотя Давидович признает, что испытывает небольшой дискомфорт от того, как использовала романтическую победу над Хорном в своих интересах и в интересах YIVO (она честно признает — «иногда мне кажется несправедливым играть на этом»), в конце концов она холодно заключает, что «дело есть дело, и меня гораздо больше интересует судьба еврейских книг, чем судьба Хорна».

 

Рабинович рассказывает об этих махинациях так, что его исследование порой напоминает шпионский роман. В конце концов, он дает ответ на вопрос, мучивший меня в годы работы в YIVO. В 1989 году руководители YIVO обнаружили, что еще 40 тыс. книг из коллекции Страшуна/YIVO хранились в подвале бывшей церкви после советской аннексии Литвы. Они лежали неразобранными стопками три года спустя, когда я приехал в Вильнюс, чтобы попытаться получить их вместе с рядом других важных архивных документов.

Даже через четыре года после десоветизации Литвы исторически оправданная паранойя владела немногочисленными библиотекарями, которые все это время знали о существовании книг. Под покровом ночи меня украдкой провели в так называемый Зал еврейских книг Литовской национальной библиотеки, располагавшийся в подвале церкви. Моим проводником была покойная Фира Брамсон, выжившая после массового уничтожения евреев в ее родном Каунасе (на идише называвшемся Ковно), — единственный в стране библиотекарь, способный каталогизировать еврейские книги. Я нашел здесь десятки свитков, в том числе «Сифрей Тора», без чехлов, рядами сложенные на заводских стальных стеллажах, а также бесчисленные стопки сложенных без всякого порядка еврейских книг, которые, как уверяли меня предшественники и коллеги по YIVO, по справедливости принадлежали нам. Но, открыв несколько книг, я удивился.

За два года, прошедших с тех пор, как я получил работу в YIVO, я провел много часов, бродя среди массивных скрипучих деревянных шкафов в библиотеке. Я познакомился с виленской коллекцией, то есть с довоенной библиотекой, «репатриированной» институтом в 1947 году. Больше половины книг было снабжено запоминающимися экслибрисами довоенной виленской библиотеки YIVO и библиотеки Страшуна.

Теперь в Вильне я изучал то, что осталось от той самой библиотеки Страшуна, и меня озадачило, что во всех этих огромных стопках не было ни одной книги с экслибрисом YIVO. Я оставил этот вопрос и стал заниматься тем, зачем приехал, — требовать «возвращения» книг YIVO. Я считал это нравственной миссией — вернуть евреям захваченную еврейскую собственность. Мне до сих пор так кажется, но после прочтения «Утраченной библиотеки» у меня с глаз упала пелена.

Ведь, как показывает Рабинович, в тот же самый день, 17 июня 1947 года, когда большой груз из Оффенбаха — 270 контейнеров, содержавших более 32 тыс. книг, — в конце концов направился из Германии в Нью‑Йорк, Давидович написала Вайнрайху еще одно строго конфиденциальное письмо. В конверте содержался листок с несколькими образцами довоенных экслибрисов из виленской библиотеки YIVO. К листу было приложено написанное наспех, путаное, но вполне ясное указание Вайнрайху: «Закажите [в Нью‑Йорке] пару печатей и начните штамповать».

Вайнрайх, разумеется, понимал, насколько важно последовать совету Давидович. Институт YIVO собирался получить книги, которые, как удалось доказать Давидович и Вайнрайху, представляли собой остатки довоенной библиотеки института. Чтобы обосновать свои претензии, нужно было проштамповать поддельными довоенными экслибрисами страницы всех книг, которые, как прекрасно понимали и Давидович, и Вайнрайх, раньше принадлежали не YIVO, а библиотеке Страшуна. Книги из библиотеки Страшуна составляли 75% томов в этих контейнерах. Причина, по которой я не увидел штампа YIVO на книгах из Вильнюса, состояла в том, что они никогда не принадлежали YIVO.

Неудивительно, что годовщину передачи в YIVO утраченной библиотеки Страшуна никто не праздновал. На самом деле, целых 16 лет факт этой передачи хранили в тайне, а книги включили в новую коллекцию, по словам института, основанную на (якобы довоенной) виленской коллекции. Имя «Страшун» нельзя было произносить в YIVO или упоминать в его периодическом издании «Йедиес фун YIVO» вплоть до 1963 года. Рабинович отмечает, что до сегодняшнего дня YIVO настаивает на сфальсифицированной истории, придерживаясь абсолютно не соответствующих действительности рассказов, которые были выдуманы в 1947 году, чтобы спасти книги Страшуна для евреев.

Рабинович во всех подробностях документирует эту возмутительную и ненужную приверженность к ревизионизму в истории. Он цитирует анахронистический рассказ об истории библиотеки Страшуна в брошюре, которая распространялась в 2001 году на выставке виленских сокровищ YIVO «Матитьяу Страшун (1817–1885): Ученый, лидер и собиратель книг». Он также привлекает внимание к визиту исполнительного директора YIVO Джонатана Брента в Вильнюс в 2013 году — одной из многих, пожалуй слишком многих, таких поездок, — после которого Брент опубликовал статью, отстаивающую несоответствующую исторической действительности идею, что, «по устным источникам того сложного времени [библиотека Страшуна], была передана на хранение в Институт YIVO». Трудно представить, что такой талантливый историк сталинизма, как Брент, не знает, насколько недостоверны неназванные устные источники. И все же, еще в 2017 году на конференции YIVO под названием «История и будущее библиотеки Страшуна» реальная история того, как библиографические сокровища попали в собственность YIVO, не звучала вообще никак, а историческое введение к программе конференции в очередной раз пересказывало линию партии, принятую в YIVO. Подробное документальное исследование Рабиновича должно положить этому конец: всего 61 контейнер с 8842 книгами в действительности происходил из довоенной библиотеки YIVO в Вильне. Остальные 29 контейнеров содержали 23 709 книг из библиотеки Страшуна.

То, что YIVO удалось в конечном счете спасти эти книги, — результат прекрасный, и те, кто привел к нему, прежде всего Вайнрайх и Давидович, должны считаться героями за все, что они сделали ради возвращения еврейских культурных сокровищ народу. Даже Рабинович признает, что успешные, хотя и не всегда честные методы Вайнрайха и Давидович привели к спасению сокровищ библиотеки Страшуна. Если бы они действовали иначе, книги, скорее всего, передали бы в Польшу или, например, в Литовскую Советскую Социалистическую Республику. Но, с горечью замечает Рабинович, поляки убили даже евреев, вернувшихся в Польшу. «Реституция» в Литву имела бы не лучший эффект.

Несмотря на то что Рабинович порой слишком дотошно перечисляет не самые кристально честные тактические приемы, использованные Вайнрайхом, Давидович, Помрензе и Бенковичем для получения книг Страшуна, ничто из задокументированного в книге нельзя рассматривать как сомнение в благородстве их целей или в нравственной необходимости их действий, учитывая экстремальную ситуацию непосредственно после Холокоста. Они лгали во имя высокой цели. Я не знаю никаких религиозных аргументов, которые отменяли бы галахическое постановление о нарушении законов в экстремальной ситуации, или, например, польскую иезуитскую доктрину «моральной сдержанности», позволяющую говорить неправду ради достижения высоких целей. Не могу я придумать и морального аргумента, который поставил бы под сомнение, что Вайнрайх, чья репутация непогрешимой честности была сопоставима с его не имеющими себе равных научными достижениями, и его помощники имели благую цель — спасти немногочисленные, но священные останки литовского Иерусалима. В еврейском законе и традиции статус книг — особенно священных книг, которых так много было в библиотеке Страшуна, — близок к статусу человеческой жизни. Хотя Вайнрайх не был религиозным человеком, он хорошо ориентировался на «путях Талмуда» (дерех а‑Шас) и, несомненно, воспринимал спасение максимально возможного количества еврейских книг в качестве запоздалого акта пикуах нефеш (спасения душ). Но ничто из сказанного не опровергает претензий Цви Гаркави, «Гейхал Шломо» и правительства Израиля, выдвинутых после того, как книги были спасены.

Никто не может оправдать продолжение искажения исторической правды в сегодняшнем YIVO. Максимальной глубины морального падения, наверное, достиг предыдущий исполнительный директор института Карл Рейнс, который распорядился продать несколько редчайших книг из библиотеки Страшуна, в том числе книг, входивших в личное собрание Матитьяу Страшуна, с аукциона. Эта продажа не решила финансовых проблем YIVO. Тогда, как и сейчас, самыми важными ресурсами YIVO (тогда книгами, а сейчас их хранителями) пожертвовали ради временного облегчения бюджетных трудностей.

Среди сокровищ Страшуна, погибших в пламени гестапо, была книга почетных гостей, которая называлась «Сефер а‑заав». Однако в 1939 году директор библиотеки Хайкл Лунский опубликовал статью об этой «золотой книге», открытой в честь визита Теодора Герцля в 1903 году. Хотя Герцль так и не доехал до Вильны, за последующие годы свои подписи в «Сефер а‑заав» оставили сотни крупнейших представителей еврейского мира до Холокоста. Некоторые подписи Лунский опубликовал в статье. Виднейший сионистский историк периода до возникновения Государства Израиль Бенцион Динур, потрясенный экуменическим духом читального зала библиотеки Страшуна, написал в книге:

Нет больше ни одной еврейской общины, где евреи были бы так едины, как в Вильне, особенно в таком символическом учреждении еврейского единства, как библиотека Страшуна [с ее] длинными столами, стульями и скамейками, стоящими вплотную друг другу. Здесь сидит множество людей, сохраняя полное молчание; не слышно ни звука. Раввины и престарелые талмудисты учатся <…> а рядом с ними молодое поколение <…> с восторгом глотает литературу Гаскалы.

На фото: Хайкл Лунский, директор библиотеки Страшуна до ее разрушения нацистами во время Второй мировой войны Вильна. Около 1930‑х

 

Среди других почетных гостей были величайшие еврейские писатели, ученые и мыслители той эпохи, в том числе Хаим‑Нахман Бялик, Менделе Мойхер‑Сфорим и Герман Коген, а также великий историк Семен Дубнов, который написал: «Ивритская и еврейская библиотека станет духовным центром для всех, взыскующих знания». В «золотой книге» оставляли записи не только еврейские модернисты. В статье Лунского можно найти столь же восторженные комментарии таких крупнейших раввинов Восточной Европы, как Хаим‑Озер Гродзинский, главный раввин Вильны и всемирный галахический авторитет, а также крупный моралист раввин Исраэль‑Меир Каган, известный под именем Хафец Хаим.

Неудивительно, что причудливее всех выразил уникальность читального зала библиотеки Страшуна величайший идишский писатель Шолом‑Алейхем:

Я никогда не видел такой еврейской сокровищницы, как эта библиотека, ни в жизни, ни в мечтах, когда фантазия овладевает писателем и уносит его на крыльях далеко‑далеко от реальности.

Роскошь уноситься далеко от реальности доступна писателям и поэтам, пророкам, мечтателям и безумцам, но явно не научно‑исследовательским институтам, чья миссия требует неуклонной верности истории. Рабинович трезво заключает:

Многие учреждения раскрыли свои методы сбора коллекций и начали необходимый диалог о сложностях, возникающих в связи с войнами, беззаконием, мародерством и реакцией институтов, на которые возложена задача сохранения исторических <…> источников. Полную историю библиотеки Страшуна и особенно методов, благодаря которым она оказалась в Нью‑Йорке <…> а также судьбу многих книг из этой библиотеки в последующие годы еще только предстоит написать.

Так оно и есть!

Оригинальная публикация: Golden Books