24 сентября выдающийся скрипач Гидон Кремер подарил Еврейской общине (литваков) Литвы и ее друзьям специальную концертную программу, в которой прозвучали произведения Роберта Шумана и Мечислава Вайнберга. Именитому музыканту аккомпанировал молодой пианист Георгий Осокин.
На экране были показаны фотопортреты литваков, переживших Холокост, созданные Антанасом Суткусом – одним из самых известных фотографов Литвы. Концерт, состоявшийся в Вильнюсской Хоральной синагоге, был приурочен ко Дню памяти жертв геноцида (Холокоста) евреев Литвы.
Г. Кремер – скрипач в четвертом поколении. Впервые он взял инструмент в руки, когда ему исполнилось четыре с половиной года. Музыкант часто говорит, что его судьба была решена до его рождения. В семье все были скрипачами, и способности к музыке передались на генетическом уровне. Когда в феврале 1947 года в Риге в семье Марианны Карловны и Маркуса Филипповича Кремеров появился сын, выбор для него карьеры музыканта казался естественным.
Дед по материнской линии – Карл Брюкнер – был известным в Европе скрипачом и музыковедом, а в Риге – профессором консерватории. Он родился также в семье музыкантов, в Германии, и с приходом к власти нацистов был вынужден эмигрировать сначала в Эстонию, потом в Латвию. Возможно, в судьбе и деда-изгнанника, и отца, семья которого насчитывала более 30 человек – жертв Холокоста, можно увидеть истоки политических убеждений Гидона, который всегда протестовал против государственного насилия в отношении отдельной личности, против агрессивной национальной политики на любом уровне.
Гидон Кремер – музыкант интеллектуального, экспериментаторского склада. Он стал первым исполнителем ряда произведений Софьи Губайдулиной, Эдисона Денисова, Гии Канчели, Альфреда Шнитке и других, ему посвящены многие произведения современных композиторов. В 1997 году он организовал камерный оркестр «Кремерата Балтика», с целью способствовать развитию молодых музыкантов трех стран Балтии — Латвии, Литвы и Эстонии.
В одном из своих интервью Г. Кремер говорил:
«Я задумался: почему Вайнберг мне так близок? Почему я так одержим его музыкой? Главное здесь — качество его партитур, но кроме того, биографии его отца и моего очень схожи. Мой отец потерял тридцать пять родственников в рижском гетто. То же самое случилось с Вайнбергом в Варшаве. Может быть, все дело в этой трагедии. С детских лет я знал обо всем этом от отца. Я не хотел себя с этим идентифицировать. Хотел быть обычным ребенком, не чувствовать тяжести трагических воспоминаний отца. Я всегда старался отвлечь его от ужасных воспоминаний, говорил: слушай, все это уже в прошлом. Теперь я понимаю, что нельзя смириться со столь страшным опытом. Музыка Вайнберга говорит о трагедии не только еврейского народа. Я не смотрю на мир сквозь призму еврейства (хотя у меня есть еврейские корни), мне кажется, что с Вайнбергом дело обстояло точно так же.
Наш инструмент — музыка. Исполняя Вайнберга, мы можем показать, как важно оставаться человеком, как важно служить человечеству и как важно служить забытым и недооцененным в истории музыки композиторам. Вайнберг один из них. Я мог бы рассказать о многих других, я часто исполнял музыку недооцененных композиторов, но этот год — год столетнего юбилея Вайнберга — особенный, и очень важно показать, что он был выдающимся композитором, да, он был гением. И что он должен занять прочное место в истории польской музыки».
Foto: Kęstutis Pleita