Премия им. Философа Леонидаса Донкиса в этом году была присуждена руководителю еженедельника „7 meno dienos“ Линасу Вильджюнасу. Предлагаем вашему вниманию текст речи (с некоторыми сокращениями) Л. Вильджюнаса с церемонии награждени я, которая состоялась в Каунасском университете им. Витаутаса Великого 1 февраля.
Принимая эту ценную награду, которая оценила мои скромные усилия, я глубоко тронут и немного растерян. Вспоминая роль Леонидаса Донскиса в нашей общественной жизни и научном дискурсе, его новаторская проницательность, дополнившая словарь философии и социологии, премия, названная его именем – это очень высокий стандарт. Мы все ощущаем пустоту, которая появилась в общественном пространстве с уходом Леонидаса Донскиса, потому что он был самым заметным, а часто и единственным голосом нашей интеллигенции.
Его голоса не хватает особенно сейчас, оценивая путаницу и противоречивую, быстро изменяющуюся, непредсказуемую и неощутимую современность, а также дезориентированную, фрагментарную общественность и политику, в которой не осталось политики. В таком обществе бессилие и запущенность обуславливаются неолиберализмом и государственным бюрократизмом; при отрицании государством ответственности за просвещение и культуру, гражданин, превращенный в потребителя, становится равнодушным к ценностям и отступает.
Мне кажется, что мы являемся сейчас свидетелями отступления гражданина, а в широком смысле – отступления гражданского общества, и не только потому, что граждане становятся равнодушными к ценностям – часто разочарованный просто не видит смысла и, как в советское время, уходит во внутреннюю эмиграцию. Поэтому сегодня, будучи в похожей ситуации, я растерян. Разве что могу, как говорил персонаж пьесы А. Чехова «Три сестры» Вершинин, «пофилософствовать». Философствовали все чеховские герои. На фоне их «философствований» произошел большевистский переворот, который уничтожил Россию.
Думаю, что многих из нас беспокоит происходящее в последнее время изменение климата. Приведу пример из собственного опыта. Когда в 2000 г. Центр изучения Холокоста и еврейской культуры Литвы „Atminties namai“ («Дом памяти») вместе с Исследовательским центром геноцида и сопротивления жителей Литвы (сейчас трудно представить, что такое сотрудничество было возможно) организовали обсуждение сборника документов В. Брандишаускаса „1941 m. Birželio sukilimas“ («Июньское восстание 1941 г.»), на которое пригласили историков, общественных деятелей и участников восстания. Эти документы подтверждают антисемитские установки организаторов восстания, которыми были заражены повстанцы; риторика, пестрящая отождествлением евреев с большевиками, свидетельствует о совершенном против евреев терроре. Несмотря на различие взглядов участников дискуссии на характер восстания, обсуждение состоялось и в нем был смысл.
Когда несколько лет назад тогдашний член Городского совета Вильнюса Дарюс Куолис пригласил историков на первую публичную дискуссию об исторических «заслугах» Казиса Шкирпеы, ее попросту сорвали организованно прибывшие правые патриоты. Думаю, что радикализм всегда проверяет границы дозволенности и, соответственно, планирует дальнейшие акции. Проверенная безнаказанность позволяет своевольно восстанавливать мемориальную доску Йонасу Норейке и название аллеи «Казиса Шкирпы». Мнения по поводу мемориальной доски Норейке нет у Библиотеки им. Врублевских (Библиотека Академии наук Литвы прим. ред.) – нашей интеллектуальной элиты, а президент – моральный авторитет страны, заявил, что решение мэра Вильнюса снять мемориальную доску необдуманно раскололо общество. Напротив, обозначило закономерный разрыв общества, показывая, кто есть кто и чего стоит.
Разницу позиций выявила дискуссия, проходящая в виртуальном пространстве. Однако этого недостаточно. Она указывает не только на относительную активность гражданского общества, но и сравнительно слабый его вес. Это просто единичные голоса, не имеющие более широкой поддержки. Можем представить демонстрацию протеста против вырубки лесов и уничтожения парков, но не «ход сардин» против правого экстремизма. Тем более, что в Литве нет ни одной политической силы, которая бы сопротивлялась усилению национализма.
Здесь я хочу обратиться к понятию атрофии памяти, которое использовали Донскис и Бауман. Взгляд на недавнюю историю, особенно на 1941 год. Весь период независимости был испытанием и экзаменом для большой политики Литвы, которые она так и не выдержала. Желание видеть свою историю чистой, героической и без пятен в начале независимости было чертой, подсознательным стремлением и политиков, и представляющей их общественности, обретшей только что свободу. Официальный нарратив истории Литвы, формируемый вовсе не исторической наукой, так и остался связан этой целью. Почему такая политическая установка не менялось десятилетиями – это другой вопрос, который я оставлю открытым.
Напомню статью 1999 г. публициста-эмигранта Зенонаса В. Рекашюса «Почему Литва в 1941 г. не стала сателлитом Третьего рейха», которую он написал для «Akiračiai». Сейм тогда планировал узаконить Временное правительство, как преемника государственности страны. Сделав вывод о том, что Временное правительство, сформированное ЛАФ-ом (Литовский фронт активистов), было незаконным, и в своем обращении к народу ЛАФ предлагал стать сателлитом Германии, Рекашюс пересмотрел и взгляд литовской диаспоры на Временное правительство после войны, что, как мне кажется, очень важно и малоизвестно. «Итак, в 1945 г., – обобщает З. Рекашюс, – когда еще были живы в памяти людей события 1941г., политические лидеры литовской диаспоры видели необходимость отмежеваться от Временного правительства июня 1941 г.».
Когда в 1990 г. была восстановлена независимость Литвы, события 1941 г., по-видимому, исчезли из памяти большинства политиков, подавленных обидами советской эпохи, и в оценке событий тех лет стал преобладать нарратив последователей ЛАФа литовской диаспоры.
Это основной парадокс демократии Литовской Республики, который систематически проявляется повторяющимися ошибками. Последний пример – проект резолюции, предложенный председателем парламентской комиссии по исторической памяти и борьбе за свободу Арунасом Гумуляускасом, в котором утверждается, что Литовской государства и литовский народ не участвовали в Холокосте, т.к. в то время Литва была оккупирована.
Если даже эта резолюция задумана, как ответ на клеветническую кампанию российской информационной войны, оно подчиняется правилам игры и, в свою очередь, искажает историю. Очевидным результатом этой войны является укрепление идеологии национализма во всех сферах общественной жизни – в школе, в армии, СМИ. И я не соглашусь с тем, что это необходимый защитный ответ небольшого государства на нестабильную международную ситуацию. Напротив, идеология национализма ослабляет общество изнутри, лишает критического мышления, углубляет атрофию памяти и в конечном итоге открывает двери для радикализации. Вскоре стратеги и философы Саюдиса могут заменить «мурз и панк-ов», что гораздо опаснее.
В 1990-х годах независимое Литовское государство было не создано, а восстановлено, отстроено, и эта стратегия политической борьбы оправдала себя. Однако ценностный фундамент государства до сих пор не создается, а восстанавливается, иначе говоря, некритически и выборочно используя ресурсы из прошлого. Официальное повествование о национальной истории имеет тенденцию обходить неудобные темы и превращаться в пустую патриотическую скорлупу без реального содержания, прививает подрастающему поколению клише и обрядовые ритуалы, а историческая память быстро сокращается и становится нетерпимой к другим действиям или мнениям. Так, при появлении подходящего случая и используя культ партизан, было сведено к нулю значение книги Руты Ванагайте «Наши» („Mūsiškiai“), которая чрезвычайно важна для публичного дискурса. С Марюсом Ивашкявичюсом так не вышло, но эти нападки, конечно, стоили писателю здоровья, и лишь обнажили паранойю исторической политики. И все же именно она формирует взгляд на прошлое и оказывает влияние.
Низкопробные пропагандистские исторические фильмы, которые в последние годы наводнили кино- и телевизионные экраны, по-видимому, играют свою «просветительскую» роль, если фильм Шарунаса Бартаса «Сумерки», показывающий реальность послевоенной жизни, воспринимается как искажение истории и «играет на руку Кремлю».
«Каждая форма коллективной памяти избирательна и не может быть другой», – говорит Зигмунт Бауман в «Текучем зле», – но этот выбор направляют нынешние или появляющиеся исторические политики. (…) Политический успех означает способность перерабатывать историческую память (первоначально путем переименования улиц и площадей, переписывания учебников, замены памятников в общественных местах), что, в свою очередь, дает успех политики – или, по крайней мере, они так думают “.
Тем не менее, я хотел бы верить, что это иллюзорный успех. В последние недели чрезвычайно активный публичный дискурс в Интернет-пространстве обнадеживает и, похоже, является началом перемен. Ведь застой когда-либо заканчивается.